Последняя стража

Он стоит и ждет уже давно, с раннего утра. Посетители входят и выходят. Тот ли мужчина сидит неподалеку от входа, что сидел на этом месте с самого начала? Или может быть совсем, совсем другой?

Все может быть.

Мальчик этого не знает.

Объемистой тенью мелькает в его сознании силуэт чайханщика, подносящего еду самым уважаемым клиентам. Глаза голодного мальчика видят только еду – огромные куски лепешки на подносе. Весь остальной мир видится ему как-то неясно, словно сквозь марлю. Дождется ли он встречного взгляда человека, который одним движением руки может осчастливить его? Что-то подсказывает мальчику, что скорее всего – нет. Ведь он стоит так уже долго… долго. Наверное, правильнее было бы махнуть на все рукой, отправиться на базар и там найти Ваню. Но… запах пищи… вот здесь, совсем рядом. Он действовал, как гипноз. Даже черный раструб уличного громкоговорителя, закрепленный на столбе, начавший неожиданно вещать торжественным дикторским голосом об оглушительной победе советских войск в далеком Сталинграде с подробным перечислением количества пленных и захваченных трофеев не заставил мальчика сдвинуться с места, поскольку никакого отношения к еде не имел. От голода мальчик опух и ослаб, и вздувшийся грязный живот, просвечивавший сквозь дырявую одежду, делал его похожим скорее всего на мешок с ветошью, чем на человеческое существо.

Он чувствовал, что силы его на исходе, и что еще немного – и он упадет и не встанет. Надо было что-то делать. Но что?

И тут он вспомнил своего друга Ваню, и то, как Ваня стоял перед узбеком. Ваня тогда получил то, что хотел. Так почему бы и ему, Хаймеку, не поступить так же?

В глазах мальчика зажглась искра надежды. Он стал вспоминать, как именно стоял Ваня перед старым узбеком. Он стоял, согнув спину, протянув перед собой дрожащую, трясущуюся руку и сложив лодочкой ладонь. Да, об этом, о ладони, надо помнить! И о голосе… он должен быть как можно более жалостливым, как можно более плаксивым. Что хорошо, что не нужно долгих приготовлений. Раз, два – и готово! «Давай, Хаймек», – сказал мальчик сам себе. Давай! Только не откладывай. Ну, начинай!

Мальчик прочистил горло – так музыкант перед тем, как начать играть, трогает струны, и переступил с ноги на ногу. Ну же! Протягивай руку! Держи ладонь лодочкой. Согнись!

Мужчина, сидящий на ковре, помогает в этот момент куску лепешки совершить свой путь от подноса к тонким усикам, похожим на двух черных червяков. Хаймек приподнимается на носках чтобы увидеть – осталось ли хоть что-нибудь на большом круглом подносе.

Осталось.

Он делает один нерешительный шаг. Ноги отказываются идти. Еще одно усилие – и он внутри чайханы. Сколько осталось до цели? Он определяет на взгляд – три шага. Три. Хаймек, не тяни время. Он делает их. Один… два… три. Сейчас он должен вытянуть из кармана руку, протянуть перед собой, сложив лодочкой ладонь и заговорить… Сейчас… сейчас он это сделает. Он закрывает глаза, сомкнув тонкие ресницы, набирает полную грудь воздуха и начинает таким тонким голосом, каким никогда в жизни не говорил. Это даже не голос, это, скорее всего, писк.

– Дяденька, – пищит он. – Дядя…

Рука мальчика при этом засунута глубоко в карман и прилипла там намертво. Сначала он тянет ее наружу, потом дергает.

Все напрасно.

Он так и знал. Он так и знал, что у него ничего не получится. Он не удивился даже тому, что обладатель тонких усиков разгневанно орет на него, обзывая ублюдком и сукиным сыном по-русски и еще чем-то по-узбекски. Все правильно, так и должно быть. Трудно только понять, почему этот человек продолжал кричать и браниться даже после того, как Хаймек покорно вернулся на свое прежнее место снаружи у порога, у самого входа в чайхану.

Но уж отсюда он не отступит. Даже если усики разгневанного обладателя лепешки будут подпрыгивать до самого вечера, даже если так же грозно будут трястись его щеки – он, Хаймек, не сдвинется с места ни на шаг.

В доказательство этому он встал босыми ногами в свои собственные следы. Чего ему было по-настоящему жаль, так это хлебных крошек, веером, вместе со слюной, вылетавших изо рта хозяина лепешки. Ему, подумал мальчик со вздохом, следовало бы прежде всего все проглотить. Тогда и кричать было бы удобней…