Последняя стража

Мужчина, тем временем, перестал, наконец, заглатывать пищу, подобно удаву. Теперь он просто кромсал своим ножичком многострадальную лепешку, складывая отрезанные куски столбиком перед собой. Закончив, он сложил ножик и засунул его в карман брюк, после чего принялся заново перебирать лежавшие перед ним куски. Хаймек испугался – может быть к нему снова вернулся аппетит? Это было очень похоже на правду. По одному вытаскивал мужчина из кучи очередной ломоть, посыпал солью, слизывая ее толстым красным языком и тут же шумно отхлебывал горячий чай из стоявшей под рукой фаянсовой пиалы. Каждое его движение сопровождалось взглядом мальчика, у которого сильно билось сердце и непрерывно перехватывало дыхание. «Тот кусок, что лежит дальше всех, – убеждал он самого себя, – он, конечно, брать не станет. Ведь он лежит так далеко, до него еще нужно дотянуться, а зачем это делать, когда вокруг вот всего сколько. Целая гора. Надо не дать ему этого сделать. Надо сделать так, как тогда на базаре, с кукурузой. Сделать так, чтобы он вообще забыл об этом куске. А если даже вспомнит, пусть тут же увидит другой кусок, лежащий поближе, а когда наестся всем остальным, даже и не вспомнит о нем. И кусок этот будет весь его, Хаймека. Весь… весь!!!

И его ни с кем не нужно будет делить.

На этот раз никакой радости ему эта мысль не принесла. Нет ничего хорошего в том, что его мама его больше не ждет. Конечно, когда любая малость, которую ты приносишь, приходится делить с мамой, тебе самому достается меньше. Но не намного, если уж говорить честно – мама ведь ела так мало, что это можно было и вовсе не считать за еду. Зато как ему было хорошо с ней… как она любила его… как всегда утешала. Вот сейчас, к примеру, если этот прожорливый дядька снова рассердится, раскричится и, вполне возможно, возьмет и отвесит ему пощечину – никто уже на всем белом свете не погладит его пылающую щеку своей прохладной рукой, никто не разгладит его слипшиеся от грязи волосы, никто не шепнет на ухо утешительные, ласковые слова. И никто не станет бороться с полчищами вшей, которые кишат у него в голове и во всех швах его одежды. И уж никто не пришьет аккуратную заплату на расползающуюся рубашку или штаны.

Воспоминания о маме наползали на него одно за другим. Теперь он вспомнил – давно уже мама чувствовала приближение смерти, ту минуту, когда она уйдет из жизни, оставив его одного. «Скоро, скоро, – не раз повторяла она, – скоро настанет мне срок уйти к Ханночке и к папе. Они давно уже ждут меня. А ты, Хаймек, ты должен жить. Должен выжить. И дождаться Мессии. Он придет. Обязательно. На белом осле появится он и поведет тебя с собою в Эрец-Исраэль. Разве папа не говорил тебе об этом? Он говорил и обещал. А сейчас наш папа на небе у Всемогущего, и он попросит о тебе. А теперь иди… дождись моей смерти и постарайся… постарайся попасть в детский дом. Обещай мне, мой мальчик… в детский дом… ты меня слышишь? А когда я сама окажусь там, наверху, я тоже попрошу о тебе. Но ты мне обещай…»

И Хаймек обещал…

Но до этого надо было просто дожить. А для того, чтобы дожить, следовало хоть что-нибудь съесть. Хоть что-нибудь! Мальчик чувствовал, что еще несколько минут… и он просто потеряет сознание. Он вдруг отчетливо понял, что стоя здесь он только теряет понапрасну время. Махнув рукой на все свои расчеты и надежды, он повернулся и из последних сил потащился к арыку.

2

Вода в арыке не отличалась особой чистотой, и в ней водились и мальки и головастики, но Хаймеку было не привыкать пить ее. Делал он это так: складывал ладони корабликом, плотно прижимая пальцы, а потом постепенно опуская их в воду. Если в ямку попадала пыльца, листик или случайно подвернувшийся юркий головастик, Хаймек просто-напросто отжимал один палец, чтобы незваный гость проскользнул обратно, после чего наклонялся и пил из горсти, как из ковшика. Обычно мама говорила ему, что пить арычную воду опасно… но мало ли что она говорила… Да и знать этого, по мнению мальчика, она никак не могла, поскольку почти совсем не ходила – только лежала без сил, не отводя голодного взора от тропы, в ожидании той минуты, когда мальчик вернется и принесет что-нибудь съедобное. По большей части он и приносил, в том числе и подобранное на дне арыка – то несколько косточек сливы, из которых можно было добыть ядрышки, то огрызок огурца, а однажды даже едва надкусанное яблоко. Надеялся ли он найти что-нибудь съедобное и на этот раз? Скорее всего нет. Но он очень хотел пить. Есть, конечно, он хотел тоже… всегда… но сегодня он рассчитывал поесть чуть позже…когда посетители чайханы начнут расходиться. Ведь не могло же быть так, чтобы они съели все, до последней крошки. И на пол обязательно хоть что-нибудь, да упадет. Надо только дотерпеть, набраться терпения. На сидевшего неподалеку от входа мужчину с тонкими усиками Хаймек уже почти не надеялся, но на всякий случай поглядел, не ушел ли тот. Если ушел – нужно тут же вернуться за объедками – таких, как он любителей поживиться было вокруг сколько угодно.