Последняя сверхновая

– Нет, милая. Так устроен мир – мы можем только сделать его чуточку лучше. Но поменять его нельзя, – они посидели несколько секунд в тишине. Девочка пыталась понять это, но всё внутри неё отказывалось признавать это нормальным. – Ну, пойдём ужинать. Мама нас уже заждалась.

Они встали и пошли к двери.

– А она в порядке?

– Да, уже лучше себя чувствует, – девочка немного обрадовалась этой новости, но всё же другая мысль ей не давала покоя.

Всё время, пока они ужинали, девочку не покидала мысль о тех чувствах, что она испытывала при прочтении – она сидела молча (для неё это было несвойственно, ведь обычно она много болтала). Её пугали эти чувства. Пугали насколько сильно, что она не могла ни на чём сконцентрироваться.

Пожелав спокойной ночи, девочка прошла в комнату, включила свет и села на колени у окна:

– Боженька, привет. Меня зовут Агнесса. Я… я хочу тебя спросить: почему ты так делаешь? Зачем ты создаёшь мир так?.. Почему кто-то умирает?.. Мне больно от этого. Я не хочу этого чувствовать. Пожалуйста, Боженька. Я тебя очень прошу.

Она встала, обтряхнула коленки, сняла сарафан и легла под одеяло. Почему-то её сразу накрыло такой усталостью, что она не успела заметить как уснула, даже не выключив свет.

* * *

Утром девочка проснулась со странной тяжестью. Её правая рука, вдруг, стала металлическая. Всё двигалось плавно и совсем без звука. Она села на кровати и потянулась, не заметив изменений.

– Вот это сон! – протянула она. Вместе с тяжестью в руке, она чувствовала облегчение внутри. Как будто часть того чувства, что угнетало её вчера, испарилось. Даже больше: не просто испарилось, а заменилось едва заметной уверенностью.

Девочка встала, застелила кровать и оделась. Солнце уже давно поднялось, и в комнате было светло. С кухни пахло чем-то вкусным. Чем-то хорошо знакомым.

Войдя в кухню, Агни узнала что это:

– Картошечка? – с нескрываемой радостью проговорила она. Её отец стоял у печи и готовил завтрак. – А молоко? Молоко будет?

– А где «доброе утро, папа»?

– Доброе утро, папа! – девочка подбежала и обняла папу. – Так будет молочко? Будет?

– Будет. Только сначала что нужно делать?

Девочка несколько секунд постояла, пытаясь сообразить:

– Ручки помыть?

– Умыться! Бегом умываться! – скомандовал отец.

– А можно потом?

– Нет, сейчас. Бегом! А не то никакого молока!

– Ну! – девочка вышла из кухни и пошла на улицу.

Вода была холодная, но через несколько секунд уже привычная.

Мама стояла, сгорбившись, посреди огорода.

– Доброе утро! – крикнула девочка.

Мама поднялась и повернулась к девочке:

– Привет, Агни!

Девочка уже шла к огороду:

– А что ты делаешь?

– Да, вот, хочу лучка для завтрака нарвать, да он что-то посох… – в руке у мамы был пучок лука.

– Пойдём кушать, там уже почти готово!

– Пойдём-пойдём.

Когда они пришли, после того как мама обмыла руки и овощи, уже всё было готово: кружечки стояли на столе, тарелки, налито молоко, посередине стояла сковорода.

– Ну, проходите-проходите, – отец вышел из кухни. – О-о, огурчики поспели, да?

– Да сухо всё. Не знаю уж, лето злое какое-то.

– Да проходи, как-нибудь да обойдётся, – отец приобнял жену и дочь и провёл их к столу.

За завтраком никто так и не заметил, что у Агнессы кое-что поменялось. Говорили о разном, но вот главного-то никто и не приметил. Даже сама девочка ещё не знала о том, что с ней за перемены произошли.

– Агни, сходишь со мной? Надо там к Кольке сходить.

– А там Машка будет?

– Кошка?

Девочка кивнула.

– Будет.

– Тогда пойду, – Агни улыбнулась.

Через полчаса они вышли из дома. Мама Агни отказалась идти, потому что ей нужно было в райсовет сходить.

Роджер тихо спал в будке.

– И вот кто нас охраняет! – сказал отец, пёс лишь едва приподнял морду на секунду, а затем опустил обратно.

На дороге, чуть дальше их дома, стояла телега. Пожилой мужчина ругался на лошадь и хлестал её палкой:

– Иди, дурная! Но! – лошадь, тяжело дышав, ничего не делала.

У девочки сильно застучало сердце в груди. Ей стало жалко лошадь.

– Папа, что он делает? – спросила она дрожащим голосом.

– Идём. Лошадка просто устала, а он пытается её расшевелить, – отец пошёл вперёд, но Агни вырвала руку.

– Но… ей же больно… – правая рука её сама потянулась в сторону лошади.

Девочка не успела ничего сообразить, как уже стояла между телегой и лошадью.

– Не надо… – робко проговорила она, закрывая лошадь. В глазах у девочки стояли слёзы, правая рука её пыталась, как бы, закрыть угнетённое животное.

– Что? Девочка, отойди! – бросил быстро старик.

Отец кинулся к девочке и попытался её отвести:

– Агни, ты чего… А вам, товарищ, – он обратился к старику, – стыдно должно быть. Видите же, что животное устало – забить хотите?

– Так… я же тихонько, палкой, – начал оправдываться старик. Теперь он не казался таким строгим и сердитым.

– А вы себя попробуйте палкой постегать – посмотрите, больно или нет. Дайте животному отдохнуть, воды принесите. Жарко сегодня – вот и вся загадка. А вы вместо этого стегаете. Сходите к нам, моя жена даст воды.

Старик сидел, ошарашенный словами:

– Хорошо, ладно, – он слез с телеги и пошёл к дому девочки, озираясь на её отца.