Последняя тайна

«Первый день. Почти ничего не ест, только пьет воду. Долго писал письмо Марии, хотя его предупредили, что письмо мы передать не можем.

Второй день. Много гулял по парку. Ко мне не обращается, смотрит словно сквозь меня. Не разговаривает и с другими, будто не замечает.

Третий день. До вечера не выходил из комнаты, сидел взаперти. К вечеру вышел и сел на скамейку под портиком. Я спросил, не мешает ли ему громкая музыка — Феде с Браччо слушали старую джазовую мелодию. Если мешает, я скажу, чтобы выключили. „Нет, оставь, — ответил Тано, — это красивая мелодия“. Потом спросил, почему Браччо сказал ему, что не передаст письмо Марии. Я объяснил, что Мария находится под полицейской охраной и нельзя ей писать и нельзя ее навещать, чтобы не нарушать конспирацию. „В таком случае я убегу и все равно с ней повидаюсь“, — сказал он и показал, что перелезет через ограду. Я напомнил ему, что Браччо и Феде — прекрасные стрелки и продырявят ему голову прежде, чем он вскарабкается до половины забора. Особенно метко стреляет Феде, сообщил я, она попадает в монетку с двадцати шагов. Тано повернулся и ушел к себе.

Четвертый день. Наши комнаты рядом, и я слышал, как он непрерывно, часами ходил из угла в угол. Свет у него горел всю ночь, хотя он не читал.

Пятый день. По-прежнему почти не ест, даже не просит выпить. Ни с кем не разговаривает».

На шестой день произошел очередной срыв. Глубокую депрессию у Тано сменила вспышка бешеной ярости. Он начал крушить в своей комнате мебель, перебил всю посуду. По всему дому разносились его дикие крики, страшная ругань и проклятия.

— Сволочи, мерзавцы! Выпустите меня или отправьте в тюрьму! — вопил он. — Всех вас замочу! Ни хрена вы со мной не сделаете, не надейтесь, ублюдки!

В заглянувшую в комнату Феде Тано запустил лампой. Когда к нему вошел Ликата, он еще пуще распалился.

— Ненавижу всех вас, а тебя больше всех! Убью, не подходи!..

— Ломать мебель бесполезно, — спокойно проговорил Ликата, — успокойся. Этим ты себе не поможешь.

Тано набросился на него с кулаками.

— Пришибу! Легавый проклятый!

— На, бей, если от этого тебе станет легче! Давай, выпусти пар.

Тано нанес Ликате удар в солнечное сплетение, от которого тот согнулся пополам. Но тут же сам получил правой в челюсть и рухнул на пол. Однако сразу же вскочил и вновь накинулся на Давиде, словно в истерике выкрикивая что-то бессвязное.

Тано оказался достойным противником. Несколько его ударов достали Ликату. Но Давиде был сильнее и опытнее: изрядно измолотив Тано, он отшвырнул его в угол комнаты и тот уже не смог подняться. Вид у обоих после яростной схватки был соответствующий: взлохмаченные, задыхающиеся, в рубашках, выбившихся из брюк.

Давиде перетащил стонущего Тано на постель, обтер ему лицо и прошептал на ухо:

— Помни свое обещание! Встреча с Салимбени уже назначена. Ты должен сделать это. Должен хотя бы ради Марии!

В комнату вбежали Браччо и Феде. Девушка закричала:

— Хватит, Давиде! Оставь его,

— Не беспокойтесь. Уже все в порядке. — И, погасив свет, оставил Тано одного.

Дочь «Архивиста»