Глава 25 Мать городов русских
Передышка во Львове, сколь отрадная, столь и краткая, подошла к концу, подарив ребятам только волнующую историю невероятного происхождения Никиты.
Особист, следовавший за ребятами по пятам, организовал их дальнейшее перемещение в Киев. Это ведь только витии народные да популисты-политики могут нести по кочкам «клятых москалей» или «хитрых хохлов». А на уровне вменяемых людей и связи сохраняются, и дружба, и понимание.
Так что на таком же карманном самолетике Никита «со товарищи» прибыл в столицу «незалежной». Аккурат на григорианские празднования. По старой антисоветской традиции народ что в Украине, что в России отмечал все виды Рождества, было бы еврейское – и его бы «залакировали»!
Разместились, благодаря Даниле, с прежним комфортом, в одной из частных маленьких очаровательных гостиниц, совсем недалеко от Крещатика. После прелестного Львова столица Украины закружила суетой и обилием всего: народа, зданий, звуков, запахов.
Любознательного князя мучил вопрос:
– Насть, а вот Киев – он же мужского рода?
– А какого ж еще?
– Тогда почему он – «мать городов русских»?
– Ну, это так образно говорят… – Настя вдруг тоже задумалась: в самом деле, а почему? Топографический трансвестизм какой-то!
– Разговорчики в строю! – вмешался с улыбкой Никита, немного отошедший от осознания величия своего знатного происхождения. Особенно после споров Насти и Данилы о том, как его теперь именовать: «Золушек» или «Саженец» от слова «сажа». Сошлись на «Трубочисте»…
– Давайте лучше решим, что дальше делать. Может, в Лавру поход организуем? Там интересно: мумии всякие…
Все было ясно: мальчишка опять взял верх над стратегом, а советский беспризорник – над потомком римских цезарей.
В святая святых русского православия шла своя неспешная жизнь. Измученным проблемами и суетой мирянам она обычно кажется такой безмятежной, такой привлекательной. А чего – молись да в огороде копайся, в то время как вокруг кипят страсти и «человек человеку волк». Эх, если бы только наивные миряне знали, какие омуты скрываются за тихой гладью монастырского послушания… Отгородиться от внешнего мира – значит создать свой особый мир, а человек… что ж, он везде человек. Стало быть, грешен.
И все же святость – не пустой звук. Когда Никита, сопровождаемый друзьями, стал спускаться в дальние пещеры, сапфир зажегся своим призрачным голубым светом и разгорался все ярче по мере продвижения к местам, где в каменных нишах лежали древние мумии безымянных монахов. Настя с Данилой прошли вперед, увлекаемые почтенным бодрячком-экскурсоводом, молотившим свою познавательную информацию со скоростью печатающей секретарь-машинистки.
А Никита задержался возле одной из ниш, – внезапно закружилась голова и сквозь звон в ушах вдруг послышался – как странно! – низкий голос, шепчущий какие-то слова, поначалу непонятные. Потомок полководцев и цезарей прислонился лбом к ледяному камню и попытался сосредоточиться. Такие приступы дурноты бывали с ним и раньше: то ли старые контузии давали о себе знать, то ли ужасы войны так угнетали… Но никогда никакими галлюцинациями не сопровождались.
А тут голос волнами накатывал, и вот уже до Никиты стал доходить смысл произносимых слов. Теперь не узнать увещевающий голос было невозможно: так говорил только Алексий, невинно убиенный Патриарх всея Руси…
–