Последняя тайна рейха

— Человек умер. Мне кажется, все понятно, — сказал фон Гертенберг. — А вот сам или кто-то помог ему, это вопрос интересный.

— Проклятье!.. Вы на меня думаете? — Олег чувствовал, как кровь отливала от его лица, деревенели руки. — Я ни о чем не знал, господин барон. Зачем это мне? Да мы с Глебом!.. — Он играл как артист на сцене, горячо надеясь, что Константин Сергеевич Станиславский одобрил бы его работу, во всяком случае скорее поверил бы ему, чем нет.

— Ладно, оставьте при себе крокодиловые слезы, — раздраженно проговорил барон. — Господин Филиппенко, которого вы знали под фамилией Чепурнов, должен был явиться ко мне в половине девятого. Он не прибыл, я послал человека. Тот стучал, потом выяснил, что дверь не заперта, а внутри такая вот прелесть. Значит, вы не были в курсе?..

— Да нет же, Христом клянусь! — Он делал вид, что приходит в себя, начал всматриваться. — Может, ему стало плохо? Или подавился?

— Разрешите ремарку, господин барон? — сказал гауптшарфюрер. — Мы не видим следов насилия или что-либо, указывающее на наличие здесь второго лица. Дверь была не заперта, но он сам мог оставить ее открытой, считая, что ему ничего не угрожает. Или забыл запереться. Возможно, у человека были проблемы с сердцем, и случилось то, что врачи называют инфарктом. Не думаю, что он подавился. Еда, оставшаяся во рту, выглядит нежеваной. Лицо сведено судорогой, что подтверждает данную мысль. Скрюченные пальцы немного вывернуты. Все произошло внезапно, он не успел подняться со стула, просто отказало сердце. Да и охрана не слышала ничего подозрительного.

— Не знаю, позволено ли мне будет сказать, — услышал Олег собственный дрожащий голос. — Но Глеб вчера заходил ко мне, поздравлял с назначением. Я предложил ему немного выпить. Он сказал, что всячески приветствует эту идею, но как-то в груди нехорошо покалывает уже второй день, поэтому лучше воздержаться. Жаловался на удар в грудную клетку, который ему нанес надзиратель в большевистской тюрьме. Дескать, после этого и стало побаливать. Может, вечером он почувствовал себя лучше, решил выпить стакан во время еды, тут-то все и случилось?

Все молчали. Имейся в распоряжении барона сотрудник уголовной полиции с опытом работы, он бы смог отыскать пару неувязок, а так…

— Ладно, всем разойтись, займитесь делом! — Барон надменно поджал губы. — Нойлер, прикажите своим людям навести порядок. Пусть тело отвезут в лес и закопают. Мазовецкий, ну и чего вы тут застыли? — Он снова таращился на Олега, но уже без прежней предвзятости. — Почему не выполняете свои прямые обязанности? Ваши люди маются без дела, машина ждет. У вас сегодня последняя поездка на аэродром.

Эмоции вновь затмевали рассудок. Оставались последние день и ночь. После чего барон намерен был убраться отсюда к чертовой матери! Советские войска находились неизвестно где, и у этого дьявола все могло получиться! Страх разоблачения прошел, но на Олега снова навалилось отчаяние. Полицейские, засучив рукава, грузили ящики в машину, покрикивали друг на друга, а он прохаживался в стороне, заложив руки за спину, угрюмо посматривал на окружающий мир.

Через аллею пробежал майор Нитке, остановился, побеседовал с баронессой, стоявшей на открытой галерее. Женщина была бледна, малоподвижна, куталась в плащ с меховым воротником, хотя особого холода не было. Она слушала майора и меланхолично кивала, потом осталась одна и безучастно смотрела в пространство. В руке у нее дымилась сигарета, которой баронесса забывала затягиваться.

Дважды в поле зрения Потанина возникал штурмфюрер Шиллер. Он слонялся по замку в отвратительном расположении духа.

Полицейские посматривали на Олега как-то предвзято. Возможно, их удивляло то обстоятельство, что они имели оружие, а у него такового не было. Или же что-то другое.

Туманный взгляд Стаханюка по-прежнему часто задерживался на Потанине. Этого типа явно что-то волновало. Это состояние передавалось объекту его внимания. Удавка продолжала сжиматься, вгрызалась в кожу. Олег задыхался от понимания собственного бессилия.

Они снова тряслись в машине. Дыховичный приставал к нему с разговорами. Мол, где вы служили на благо великой Германии, пан Мазовецкий? Участвовали ли в эпохальных сражениях? Сколько коммунистов на вашем личном счету? Он что-то отвечал, не забывая выпячивать губу и задирать нос. Полицаи уважительно кивали.

Олег опять машинально фиксировал обстановку. Эсэсовской охраны меньше не стало, даже наоборот! По дороге теперь разъезжали уже два бронетранспортера. Разумеется, всю эту ораву барон не мог взять с собой. Значит, солдатам и командирам усердно врут, водят за нос, а в нужный час просто бросят на произвол судьбы.

На аэродромном поле тоже стало больше вооруженной публики. Военные вели себя четко, по уставу. Бюрократия продолжала торжествовать. Караульные внимательно вчитывались в бумажки, предъявляемые им.

«Может, они не до конца понимают, что происходит? — объявилась интересная мысль в голове Олега. — Не владеют информацией, до абсурда верны идее и вере в непобедимость Германии?»