Последняя заря

По ближней к лесу части поля шла рубка. Теперь все кияне, кто еще не был ранен, добрались до опушки, но взгляд со стороны сразу показал бы бесполезность борьбы: на каждого из русов приходилось несколько десятков противников, и даже когда удавалось срубить одного-двух, третий и четвертый били рогатинами в спину. Каждый миг кто-то падал со стрелой в горле, и вот в седле не осталось больше никого. Истоптанный снег покрылся десятками тел, резали глаз алые пятна. Носились лошади без седоков, древляне уже принялись их ловить. Раненых добивали – людей и лошадей.

К тому времени как отряд из города бегом достиг места сражения, все уже стихло. Из русов в живых не осталось никого, довольные добычей древляне успокаивали пойманных лошадей.

Боевой чур приблизился к опушке, и Видяй, старший над засадным отрядом, вышел навстречу Хвалимиру.

– Кончено! – с лихорадочным весельем крикнул он, найдя глазами князя, и взмахнул над собой рогатиной. – Всех порешили, как ты велел! Перун и чуры с нами!

Видяй был рослым мужчиной, бывалым ловцом, но сейчас его трясло, как и почти всех его ратников. Одновременная смерть семи десятков человек (у древлян тоже были потери) наполнила воздух холодным ужасом и смрадом.

– Эти все? – подойдя, Хвалимир быстро окинул взглядом поле битвы. – А Ингер? Он был здесь?

– Я вроде видел шлем золотой… вон он, вроде.

– Остальные где? Далеко? Вели людям строиться, рано пожитки подбирать!

– Какие остальные? – не понял Видяй.

– Какие! Обоз и другие две сотни! Это ж не все, это только передний его отряд.

Хвалимир и радовался, что самая опасная часть киян – гриди ближней дружины – уже перебиты, а с ними сам Ингер, но ждал куда более трудной схватки с оставшимися двумя сотнями за обоз и полон. Он даже пока не осознал, что честь одолеть в схватке киевского князя у него невольно отняли неведомые мужики-ратники, все его мысли были в дальнейшем. Где-то в обозе находились его жена и дети, и если Ингер приказал убить их в случае нападения…

– Какие две сотни? – в свой черед удивился Видяй. – Нет больше никого. Эти прошли, да и все.

– Что ты меня морочишь, вихорь тя возьми! Ты дозоры позади оставил?

– Нет, да зачем? Это все! – Видяй махнул рукой с зажатым копьем в сторону заваленного телами поля.

– Тьфу! Давай назад. В лес, парни, в лес! – Хвалимир замахал руками, показывая, что нужно разойтись и скрыться в чаще по обе стороны дороги. – Давай, Видята, живо, мои туда, твои туда! Как покажутся, ждите, мы затрубим, тогда стреляйте! И вперед!

Недоверчиво скривив рот в густой темной бороде, Видята тем не менее повиновался и повел людей в чащу. Гораздо охотнее он остался бы на поле собирать добычу – при виде яркой одежды и хорошего снаряжения киян у лесных ловцов разгорались глаза. Разойдясь, засели, прячась за стволами и буреломом. Хвалимир выслал дозор по дороге. Но время шло, а он ждал знака напрасно. Потом дозор вернулся – на версту никого в лесу нет.

Ничего не понимая, Хвалимир вызвал к себе малинского паробка. Тот был выслан сюда в то же утро, когда Ингер собирался покинуть Малин, и опередил его, уйдя лесными тропами. Он сам не знал о том, что большую часть дружины, с обозом и полоном, Ингер отправил в Киев, и теперь не мог ответить на вопрос, куда же они подевались.

Напрасно прождав до ночи, Хвалимир едва себя помнил от досады и недоумения. Оставив в лесу дозор, ночевать вернулись в город и окрестные веси – пять сотен человек в постройках Искоростеня уместиться не могли. Но когда и ночь ничего не изменила, Хвалимир понял: надо самому идти на Малин.

К тому времени тела киян уже собрали. Где смогли, сняли шлемы и доспехи; снаряжение Ингера поднесли Хвалимиру. На золоченой отделке шлема виднелись глубокие засечки, наносник был поврежден и сбит на сторону, так что без починки надеть его было невозможно. А к тому же предстояло чистить от крови…

Хвалимир вышел взглянуть на тело, но узнать Ингера не смогла бы даже родная мать. Изуродованное лицо было залито замерзшей кровью и засыпано снегом – и к счастью, иначе это зрелище долго не давало бы покоя.

– Что с трупьем делать? – озабоченно спросил Видяй. – А то примутся бродить, упыри…

– Всех сжечь, прах в яму смести. Прикройте чем-нибудь, весной засыплем. А его… – Хвалимир еще раз осмотрел тело киевского князя, – в пещеру снесите. Надо сохранить. У жены за него можно выкуп взять…

У древлян не водилось обычая сжигать умерших, но зимой было невозможно выкопать в промерзшей земле такую могилу, чтобы поместилось полсотни человек. Только на том месте, где земля оттает от жара огромной крады. Когда к вечеру пошел снег, Хвалимир, уже верст на пятнадцать удалившийся с дружиной от Искоростеня по малинской дороге, невольно вздохнул с облегчением. Снег укроет на поле следы сражения, очистит от крови …

Но утешало это слабо. На малинской дороге не обнаружилось следов никаких других русов, кроме тех, кто уже были убиты перед Искоростенем. Хвалимир молил богов, чтобы остальная часть Ингеровой дружины двинулась каким-то другим путем… иначе он и не знал что думать. Не в воздухе же они растаяли!

* * *