Последняя жертва

Уже в который раз за день Ксюша жадно припала к воде, текущей в ванной комнате из-под крана, как к святому источнику жизни. Впрочем, сейчас она могла полагать так на полном серьёзе. Эти прохладные и чистые струи воды под небольшим напором давали ей возможность не только не умереть от жажды и унять ноющий от голода желудок, но и успокаивали боль в ранах. Также они помогли вернуть телу хотя бы внешнюю чистоту после всего, что с ней случилось. А в их холодящем льде Ксюша даже смогла отстирать значительную часть крови со своей одежды. Стирка заключалась в длительном держании окровавленных участков ткани под водой – на большее её распухшие, едва шевелившиеся запястья пока не были способны.

Кроме того, вода успокаивала. Она открыла для себя это, когда в первый раз сегодня забралась в ванну целиком, прямо в одежде, сняв лишь ботинки. Сколько времени она просидела так, съёжившись в позе эмбриона и неподвижно глядя, как капли, попадающие на белую эмаль, стекают вниз, Ксюша не могла точно сказать – здесь оно словно остановилось, растворившись в блестящих даже от тусклого света брызгах и ручейках. После этого, приведя себя в порядок так, насколько это было возможно в таких условиях, она, свернувшись, легла на дно ванны и, под включённым краном, провела там несколько часов. Лишь изредка, она вылезала – но ненадолго, спеша вновь вернуться в тихое, закрытое место.

По неким причинам, жидкость из крана всегда оставалась прохладной: самое большое, на что она была способна – это достичь комнатной температуры, но Ксюшу это устраивало – вода освежала, приводила её в чувство, убаюкивала своим мерным гудением. Холод она, как ни удивительно, едва ощущала – и тело, и душа были раскалёнными и выжженными, как после большого пожара.

Сидеть в ванной было куда лучше, чем в той комнатушке, под постоянным прицелом двери, которая в любой момент может открыться и впустить его.

Ксюша не знала, и даже не могла предположить, где сейчас похититель. Находится ли он всё ещё в этом доме или уехал? Сюда, в ванную, до неё не доносилось ни звука извне. А может, это ещё и она потеряла способность чётко слышать и даже соображать.

Только когда тошнота и боль во всем теле немного отступили, она вернулась в комнату, и, закрыв глаза, легла на кровать лицом к внешней стене.

Так Ксения пролежала в полузабытье ещё с час, а когда приоткрыла глаза, обнаружила, что вокруг стало совсем темно. Сквозь щели в потолке и внешней стене больше не пробивался свет.

«Должно быть, уже вечер. Или ночь, – подумала она».

Значит, она находилась здесь уже сутки…

Внезапно, словно водопад, на Ксюшу разом обрушились все ощущения, мысли и воспоминания, отчего её рассудок прояснился – с самого момента похищения впервые настолько чётко. Чувства, притупившие его, которые она беспрерывно испытывала последние двадцать четыре часа – боль и страх – на время ушли на второй план, уступив место другим, ранее едва заметно проплывающим на фоне всеобщего кошмара.

Она почувствовала, что дрожит от холода, находясь в сырой, лишь местами просохшей одежде. Волосы тоже всё ещё были влажными. Помимо этого, само помещение – ничем не утеплённое, с множеством сквозняков – тоже окутала ночная прохлада, что усугубляло положение. А ещё Ксения почувствовала мучительный голод – желудок, в который сегодня весь день попадала одна только вода, казалось, готов был переваривать уже собственные стенки.

«А может», – мелькнула у Ксюши догадка, – «он не убил меня вчера, потому что придумал план получше? Например, заморить меня голодом так, что я сама стану похожей на скелет, и тогда… в конце, ему будет меньше работы?»

Нет, пожалуйста, не надо думать о таком…

«Меньше мяса придётся снимать».

Её передернуло от воспоминания о вчерашнем подвале и гниющих телах.

(Надо остановить эти мысли! Хватит!)

Осклизлая, коричневая плоть, в которой что-то копошилось…

Яркие образы настойчиво продолжали лезть в голову.

Тухлый запах разложения…

А ведь она касалась всего этого.

Ксюша с трудом подавила чувство закричать и зарыдать от ужаса. Она была противна себе самой. Ей захотелось снова вымыться, желательно с хлоркой, и перестирать всю свою одежду, а лучше вообще сжечь.

А пока она будет превращаться в обтянутые кости, он будет её насиловать.

Если бы было чем, то сейчас её обязательно вырвало бы ещё раз. Всхлипнув, Ксения беззвучно расплакалась, сжав правой рукой левую повыше раны. Её тело сотрясалось в истерике, и она пыталась взять себя в руки, кусая нижнюю губу и делая резкие глубокие вдохи, но страшные картины в её голове, всё более жестокие и тошнотворные, всплывали одна за другой.

Спокойно… Надо думать, как отсюда выбраться.

Надо думать о чём-то хорошем.

«Чего тут, мать твою, можно найти хорошего???»

Хотя бы то, что в этом случае она умеет нескоро, и у неё будет время придумать план побега.

Может, её найдут и спасут?