Последняя жертва

Это все, что он мог сделать, чтобы не ринуться обратно в офис и не показать Маргарет, кто на самом деле скрывается под той маской, которую он носит. Он чувствовал, как ярость его разгорается. Какое право Маргарет имела вот так угрожать? Как она смела использовать его, а потом выкинуть, словно мусор, только из-за того, что у нее проснулась совесть в отношении семьи, о которой она даже не думала, когда трахалась с ним? Кто она такая, черт побери, чтобы отвергать его? Пустое место, баба средних лет, говорит ему, что их маленькие грязные отношения окончены? Он подумал — нет, хватит с него женщин, которые говорят, будто устали от него. Они должны начать играть по его правилам, а не наоборот. Ему отчаянно хотелось прижать Маргарет к полу в офисе, сжать ладони у нее на горле и задушить ее, слыша, как она отчаянно пытается сделать последний вдох, видя, как беспомощно сучит руками и ногами, пытаясь оттолкнуть его…

Единственным, что мешало ему преподать Маргарет урок, было то, что сделать с ней что-либо было слишком рискованно. Все убийства, которые он совершал до сегодняшнего дня, прошли успешно именно благодаря тщательному планированию. Он не мог допустить, чтобы одна спонтанная смерть разрушила все его труды. Кроме того, убить кого-либо голыми руками и без анестезии и инструментов — это было бы слишком личным. А такое личное отношение он приберегал для последнего имени в своем списке. Позже, достигнув своей цели, он напишет в Фейсбук мужу и дочери Маргарет, приложив записи ее занятий в офисе в сверхурочные часы, — и пока что этого хватит.

Вжав в пол акселератор, он проскочил два перекрестка на желтый свет, гудя другим водителям, которые нагло ползли вокруг с разрешенной скоростью.

Отказ со стороны Маргарет вызвал у него знакомое чувство отвержения, внушенное еще матерью. И сейчас, как ни пытался, он не мог не видеть перед собой ее лицо. Он по-прежнему помнил вонь ее разлагающегося тела, которое обнаружил, вернувшись из университета на Рождество. Она лежала на спине, распростершись на линолеумном полу в кухне, покрытая пятнами, раздувшаяся, все еще сжимая в руке бутылку дешевого сидра. Он оставил ее лежать там, забрал из ее кошелька остатки пособия по инвалидности и заплатил ими за три ночи в гостинице «Холидей инн».

Две недели спустя ему позвонили из полиции и сообщили, что ее нашли соседи, жаловавшиеся на вонь. Он не стал организовывать ее похороны и даже не присутствовал на них — пусть этим занимается местный совет. Он ничего не был должен своей матери. Когда-то, несмотря на все те ужасные вещи, которые она проделывала с ним, у нее был сын, который беззаветно любил ее. Но вместо благодарности это, похоже, вызывало у нее еще более глубокую ненависть. Поэтому его чувства к ней постепенно испарились, и в конечном итоге он стал искать любви чьей угодно, только не ее. И теперь не чувствовал ничего, кроме презрения, к тем людям, которые не ценили то, чем располагали.

Наконец он не успел проехать улицу до красного сигнала светофора. Затормозив позади другого автомобиля, воспользовался возможностью, чтобы снюхать с тыльной стороны кисти еще одну порцию кокаина. Она была больше, чем предыдущие; боль промчалась по носоглотке со скоростью пули и угнездилась в самом центре мозга.

«Живее, мать твою!» — подумал он, ожидая, пока переключится светофор. Он знал, что в таком взведенном состоянии опасен сам для себя, что если позволит себе остаться на людях — злому и под наркотиками, — то может совершить ошибку и пустить прахом все предыдущие труды. Но он не мог себя контролировать. Если б только обуздать злость на Маргарет, на Кэлли, на мать, на всех женщин, обращавшихся с ним так ужасно… только доехать до жилья, где он сможет залечь на следующие несколько дней, а потом заново собраться с силами…

Свет переключился на зеленый, и он нажал на газ. Однако стоящий впереди него «Фиат-500» по-прежнему не трогался с места. Он снова посигналил, громко и протяжно, но автомобиль так и стоял. Какого черта, издеваются там, что ли?

Вне себя от ярости, он распахнул дверцу своей машины, направился к «Фиату» и, ударив кулаком по стеклу со стороны водителя, заорал:

— Ты что делаешь? Какого хрена не двигаешься?

Водитель оказался женщиной, и это еще сильнее разъярило его. В его нынешнем невменяемом состоянии она воплощала каждую женщину, которая попадалась ему на пути или рушила его планы. Всех, кроме Одри. Одри делала его лучше.

Он схватился за ручку двери — она оказалась заперта.

— Открой немедленно! — прорычал он. Вместо этого женщина одной рукой сжала рулевое колесо, а второй продолжила крутить ключ в замке зажигания. — Не смей меня игнорировать, — продолжил он, — или я расколочу это долбаное стекло и выволоку тебя наружу!