Он был искренен в каждом своем слове, до тех пор пока она не повернула голову, чтобы взглянуть на того, кто на нее напал, — и тогда осознал, что это всего лишь испуганная девушка, почти подросток. Неожиданно двигатель ее машины включился, и она помчалась прочь. Но на светофоре уже горел красный свет, и машина с девушкой оказалась прямо на пути белого курьерского фургона.
Он замер на месте. На несколько секунд его парализовал звук металла, скрежещущего по металлу, бьющегося стекла, запах разлившейся охлаждающей жидкости и резины, стирающейся об асфальт. Много раз он рассматривал фотографии с места аварий и закрывал глаза, пытаясь представить звуки, крики о помощи, панику. Теперь, когда все случилось наяву, ему стало ужасно не по себе.
Он быстро пришел в себя, запрыгнул обратно в свою машину, сделал крутой разворот в три приема, заехав одним колесом на тротуар, и умчался прочь в поисках объездного пути к нужному месту. Часто дыша, включил радио, чтобы отвлечься от того, что он только что сделал с той девушкой. Из динамиков заиграла песня Робби Уильямса «Rock DJ», и он вспомнил, что часто слышал эту музыку во времена своего студенчества. Он танцевал под нее с Кэлли. Нет, поправил он себя, не с Кэлли, он танцевал под нее с Одри. Или он еще был с Кэлли, когда впервые услышал эту песню? Он не мог сказать точно.
Не так давно он помнил все отчетливо — иногда слишком отчетливо. Это было ключевым пунктом для того, чтобы его операция прошла как по маслу. Но в последнее время что-то изменилось. Теперь ему важно было исполнить свой план до конца, и это держало его в напряжении. Однако лица размывались, воспоминания путались. Даже те, которые он ценил больше всего, те, которые тщательно выбирал, чтобы они вносили проблеск света в самые мрачные его дни, оказались погребены под лавиной зла, причиненного им другим людям.
Он заставил себя снова подумать об Одри. Она была единственной, кто мог его успокоить, когда он чувствовал себя вот так. Он нуждался в том, чтобы оказаться рядом с ней, в том, чтобы снова ее увидеть. Он свернул с запланированного маршрута и через десять минут припарковался перед ее квартирой в Шепердс-Буш. Окна жилища выходили на боковую сторону здания, света в них не было, шторы были задернуты. Ее не было дома, и в его желудке вновь открылась сосущая пустота. Он достал телефон из отделения на дверце машины и пролистал десятки хранившихся там фотографий, сосредоточившись на альбоме со снимками, которые они делали во время отдыха в Брайтоне.
Глядя на Одри — на снимке она стояла по колено в воде, закатав джинсы и прислонившись к деревянной опоре причала, — он вспоминал, что никого никогда не любил так сильно, как ее. Это сразу же оказало на него успокаивающее воздействие.
После знакомства той прекрасной, волшебной ночью на свадебном приеме у Люка и Габриэль они обменялись номерами телефонов и каждый вечер после этого проводили вместе. Одри заставила его ждать три недели, прежде чем пригласить в свою постель, и он с радостью проявлял терпение. После Кэлли у него были отношения с другими женщинами, но он заводил их только ради сексуального удовлетворения, и они значили для него не больше, чем вежливое рукопожатие с клиентом. Однако Одри была другой, и даже в спальне намного более гармонировала с ним, чем кто-либо, с кем он спал прежде.
Одри озаряла собой комнату, как только входила в нее, и он видел, как и мужчин, и женщин тянет к ней. С ранних дней своей учебы в университете он не наслаждался жизнью в обществе так, как с ней и ее многочисленными друзьями и знакомыми. Однако он все время приглядывал за мужчинами ее подружек. Он знал, как устроены их мозги, и ни за что не позволил бы ей засматриваться на кого-то еще.
Он вспомнил их первое совместное лето во Франции. Каждый год на две недели Одри со своей сестрой Кристиной, ее мужем Батистом и их тремя детьми поднимались вверх по долине Луары и проводили отпуск в частном шато, который родители Одри снимали на этот срок. Все проводили дневное время в бассейне или около него, посещали винодельни, грелись на солнце или осматривали ближайшие живописные деревеньки и городки.