Последняя жертва

— И что ты сделаешь, если я не послушаюсь? — И преступник, и пленница знали ответ: абсолютно ничего. — Какая же ты жалкая, детектив, — сейчас, когда у тебя нет ни формы, ни поддержки напарника!

— Я делала свою работу.

— А я делаю свою.

— Это не твоя работа — причинять зло детям.

— И не твоя тоже, но ты убила моего сына.

— То, что случилось с Одри и Этьеном, — не моя вина. Не я была за рулем той машины, которая в них врезалась.

— Тебе и не нужно было там быть. Усаживая его в машину, ты не пристегнула кресло как следует. Следствие показало, что, когда машина перевернулась, кресло отстегнулось и улетело в заднюю часть салона, оказавшись под багажом Одри. Этьен задохнулся. Если б ты не помешала мне быть с ними, всего этого не случилось бы. Ты забрала у меня все, что у меня было. Все случившееся — твоя вина.

Заявления Доминика сбили Бекку с толку. Она попыталась вспомнить, что было три года назад. В двухдверной машине Одри было темно, и Бекка, нащупав ремень безопасности переднего пассажирского сиденья, защелкнула его. Доминик, похоже, был уверен в том, что говорит правду, но как она могла поверить хоть одному слову, слетающему с его языка?

«Думай, Бекка, думай», — сказала себе сержант. Она знала, как пристегивать детское автокресло настолько хорошо, что могла бы проделать это с закрытыми глазами: тысячи раз пристегивала так кресло Мэйси в машине матери, прежде чем сделать то же самое для Этьена. Уж конечно, она не могла ошибиться. Бекка обшаривала свою память и уже начала сомневаться в себе, когда вдруг неожиданно вспомнила, что было дальше.

— Это не моя вина, — возразила она, широко раскрыв глаза. — Когда я пошла закрыть дверь квартиры, Одри расстегнула ремень, чтобы снять с Этьена кардиган. Красный такой, с пухлой вязкой. Она сказала мне, что ему будет в нем слишком жарко.

— Лжешь, — ответил Доминик, мотая головой. — Ты скажешь что угодно, лишь бы спасти себя, даже если это означает взвалить вину на женщину, которая не может себя защитить.

— Честное слово, я не лгу, — взмолилась Бекка. — Она так спешила убраться подальше от тебя, что, должно быть, забыла пристегнуть его снова.

Доминик зааплодировал.

— Хорошая попытка, детектив, хорошая попытка. Но я тебе не верю. Одри была хорошей матерью, идеальной матерью. Она ни за что не подвергла бы нашего ребенка риску.

— Она сделала это по ошибке, в спешке, пока ты не успел добраться до нее снова.

— Можешь повторять это сколько угодно, но я никогда тебе не поверю.

Бекка умолкла — у нее не было способа доказать, что это правда. Ее план показать Доминику, что она тоже человек, провалился. Теперь единственный способ обезопасить Хелен и детей — втянуть Доминика в дальнейшую дискуссию. Пусть лучше злится, потому что, если он получит больше удовольствия от ее мучений, чем от убийства, она может купить им всем немного драгоценного времени.

— А какую ответственность ты несешь за их смерть? — спросила она.

— Что за дурацкий вопрос? Никакой. Я любил их.

— Нет, ты был ими одержим. Одержимость и любовь — две совершенно разные вещи. Ты просто домашний тиран, который не смог добиться своего и запугал эту бедную женщину настолько, что она решила бежать.

Доминик взял дубинку и несколько раз с силой ударил Бекку по плечу. Она закричала, когда дубинка врезалась в ее мышцы. Бекка все еще лежала на боку, из глаз ее катились слезы, и она тщетно пыталась не смотреть на струйку крови, вытекающую из открытой раны на затылке матери.

— Зачем же ты убил остальных? — спросила она. — Если это я во всем виновата, то какое отношение к этому имеют другие?

— Они довершили то, что ты начала.

— Тогда почему было не убить меня первой?

— Если б я начал с убийства полицейского, это привлекло бы слишком много внимания, и против меня сразу же бросили бы все силы. Поэтому я начал медленно, с двух иммигрантов, на которых всем плевать, потом двинулся дальше: к парамедику, пожарному и медсестре. Общество, похоже, воспринимает убийство полицейского офицера серьезнее, чем любого другого работника экстренных служб, однако вы спасаете меньше жизней, чем остальные. Когда ты умрешь, моя работа будет завершена. А знать, что ты была на каждом из мест преступлений и непосредственно видела, на что я способен, еще слаще, потому что так ты сильнее боишься того, что случится дальше.

Бекка подумала, что он прав, однако не собиралась доставлять ему удовольствия и позволять этому страху отразиться на ее лице.

— И в чем же состоит твоя цель? Ты убьешь меня — и что потом? Ты думаешь, что когда-нибудь сможешь вернуться к нормальной жизни? Куда ты, по-твоему, сможешь сбежать, когда все полицейские в стране будут тебя разыскивать? Тебе никогда не знать покоя.

— Не твое дело. Но вот что я тебе скажу: скоро общественное мнение будет на моей стороне. Что бы ни думали обо мне твои коллеги, вся страна поймет, что меня довели до этого и что я не тот монстр, каким меня расписывают газеты.

— Ты совсем свихнулся? — фыркнула Бекка. — Все, что поймет общественность, — это то, что ты маньяк, которому нравится похищать маленьких мальчиков.

Доминик покачал головой.