Нежно-розовый рассвет зарумянил ночное небо. Под его лучами разноцветными искорками заиграли на траве капли росы – следы ушедшей ночи. В домах закипели утренние заботы. Хозяйки накрывали подушки белоснежной ажурной кисеей, гремели посудой на кухне, а самые счастливые кормили скотину в сараях. Солнце кралось по небосклону диким зверем, завороженно наблюдавшим за своей добычей. Оно ярко освещало крыши ветхих строений и верхушки деревьев, опьяняя все вокруг еще одним глотком надежды. Широкое поле созревающих подсолнухов тут же оживало и поворачивало к вечному светилу свои рыжие мордашки. В свежести солнечного утра грязные улицы теперь не казались изувеченными, а покосившиеся дома смотрелись еще вполне надежным жилищем. Даже псы-доходяги, на боках которых несложно было пересчитать все ребра, весело махали плешивыми хвостами, встречая новый день.
Война была беспощадна. Она каждый день уносила тысячи жизней, но утром казалась такой далекой и фантастической, словно злой гений специально выдумал ее в надежде отомстить селянам за их безмятежное счастье. Невозможно было поверить, что в такое прекрасное утро где-то погибали и изувечивались. И если бы не похоронки, которые с беспощадным постоянством доставлялись по адресам, можно было бы совсем о ней забыть.
Заглянувшие в окошко лучи рассветного солнца разбудили Василия. Тяжело поднявшись со смятой постели, раненый солдат подошел к окну и с удивлением заметил два кувшина, стоящих на его подоконнике. Он осторожно потянул к себе створку окна и мгновенно ощутил почти забытый, но такой родной запах свежего парного молока.
– Лида! Лид… поди-ка сюда, – боясь моргнуть, позвал Василий.
Сонная жена застыла на пороге с распахнутыми от удивления глазами.
– Это кто принес? – спросил Василий, указывая на кувшины.
– Не понимаю, откуда они могли взяться, – ответила Лида, удивившись больше мужа. – Может, это твоя мама?
– Не бреши, Лидка. Откуда у нее молоко? Может, Мишка? Паразит такой! Украл, небось?
– Да полно тебе, Вась. Он с утра в школу пошел.
– Не корова же подоилась и принесла? – бормотал удивленный солдат, на ощупь убедившийся, что это не сон.
Глава 6
Отчаянье
Время потянулось однообразным мутным потоком, в котором ожидание, борьба за жизнь и страх сплелись в один большой клубок. Сводки с фронта становились все короче, а радостных новостей в них было все меньше. Надежда на скорый конец войны рассеивалась, словно утренний туман. Единственной радостью для жителей деревни стала еда, которую еще удавалось найти. Картофелина теперь ценилась куда больше несъедобного золота. Урожай подсолнухов был собран и передан государству, и теперь поле было сплошь покрыто гниющими стеблями растений. Вид опустевшего мертвого поля, когда-то усеянного золотыми коронами жизнерадостных подсолнухов, поворачивающих прекрасные головки вслед за солнцем, а теперь обезглавленных, как в зеркале, отражал пустоту и безысходность в настроениях людей.
Стоя на перроне, Анна смотрела на остатки догнивающих подсолнухов. Холодный ветер приближающейся зимы шелестел сухими стеблями и гнал перед собой опавшую листву. Рядом с учительницей, кутаясь в старенькие платки и отцовские ватники, стояли школьники. Вдруг издалека донесся гудок поезда. Еще через минуту на горизонте появился локомотив. Это был товарный состав, перевозящий подбитую на фронте бронетехнику. Через некоторое время, к радости детворы, состав на несколько минут остановился у перрона. Тут же к вагонам, подтягивая штаны и загребая сандалиями мелкие камешки, стали сбегаться дети.
Смотрите, это же немецкие танки.
– Это наши их подбили! – подхватил Миша.
– Смотрите, ребята, это самолет… – Нина указала пальцем на искореженную кучу металла, из которого торчали два крыла.
– Да, это… как его… это мистершмит. В них нужно стрелять, когда они пролетают низко от земли, – вспомнил Павел.
– А ты откуда знаешь? – спросила, хихикнув, Нина.
– Как это откуда? Батька в письме писал. И прислал фотографию с подбитым самолетом. Это он сам подбил! – И Павел обвел взглядом детей, готовый убить любого из них, кто посмеет усомниться в этом.
– Он что, летчик? – не отставала Нина.
– Нет. Он… он связист.
Анна слушала разговоры детей, и горькая слеза катилась по ее щеке. Было невыносимо тяжело осознавать, что большая часть их останется сиротами, и далеко не каждому из них суждено дожить до конца войны. Сердце Анны сжималось от этой мысли. В тысячный раз она давала себе клятву всеми способами помочь им одолеть это тяжкое время.