– Тут вот какое дело, – размеренно, сиплым голосом начал Василий. – Каждое утро я встаю и вижу на своем окне кувшин молока. Откуда оно берется, я не знаю. В хозяйстве у нас скотины нет. И я до сих пор не понимаю, кто приносит его для меня.
– Ага, ври больше! Само собой, что ли? А почему нам никто его не приносит? – удивился Тимофей.
– Ни хрена себе! Слушай, может, поменяемся домами? – присвистнул гнусавый голос из зала.
– Тихо, товарищи. Высказывайтесь по существу. Кто приносит Василию молоко? Ну, смелее! Кто это делает, пусть выйдет сюда, – громогласно потребовал бригадир.
В этот момент окно клуба со скрипом распахнулось, и в него осторожно просунулась однорогая коровья голова. Она внимательно оглядела собрание и раскрыла рот, точно решила поучаствовать в дискуссии, но по своей коровьей медлительности, не успела поймать мелькнувшую в голове мысль поэтому, лизнув ноздрю, удалилась вслед за беглянкой.
– Все ясно. Она сама приносит! – крикнул все тот же голос, и зал снова разразился дружным хохотом.
Бригадир постучал стаканом по графину.
– Тихо, тихо. Чья это корова?
– Это моя Зорька, – засуетилась Елена, выбегая из зала.
– Скотина гуляет где попало, вот ее и доит кто хочет. Потом хозяева бучу поднимают, что, мол, найдите и накажите вора. Товарищи, следите за своим хозяйством! – развел руками бригадир.
Сидящие снова обратили свои взгляды на Анну. Женщина, все так же опустив голову, стояла посередине зала. Она вспомнила, как когда-то в институте она так же, снедаемая стыдом, стояла перед классной дамой, которая отчитывала ее, тогда еще юную девушку, за мелкий проступок. Ожидание всеобщего осуждения давило на грудь, мешая сделать хоть один вдох. Мысли о последующих толках и пересудах сжимали сердце. Этому нужно было положить конец и все рассказать, а там будь что будет. Лишь бы она оставалась честна до конца.
– Товарищи, позвольте мне сказать! – выпалила Анна. – Коров доила я.
По рядам прошелся гул. Шутка ли? Уважаемая учительница в свободное от работы время ворует молоко честных односельчан. Это же такая тема для сплетен и пересудов!
– Я все объясню!
И Анна начала свое незатейливое повествование о том, как они с Мишей искали молока по назначению врача, но так и остались ни с чем.
– Я понимала, что никто не оторвет от сердца, ведь сейчас всем трудно. Но Василий должен поправиться. Ему ведь скоро опять на фронт, и он будет защищать нас: вас, вас и даже вас, Тимофей! – Анна поочередно показывала на присутствующих. Щеки ее пылали, глаза блестели готовыми сорваться слезинками, но ощущение собственной правоты удерживало их. К концу своей речи пожилая учительница почти кричала.
Зал притих и внимательно слушал женщину, которая говорила о простых истинах.
– Я хочу сказать, – после паузы, и уже значительно сбавив тон, продолжила Анна, – что ни капли из того молока я не взяла себе. Оно все досталось нашему раненому солдату. И я ни капли не стыжусь своего поступка! Мои сыновья сейчас тоже воюют… и если… если…
Ее пламенную речь прервал на полуслове предательски сдавивший горло комок, и слезы наконец сорвались и потекли по бледным ввалившимся щекам. Закрыв лицо руками, она упала обратно в кресло.
Повисла гнетущая тишина. Через пару секунд раздался скрип стареньких деревянных кресел, и одобрительный шепот заполнил зал.
– Мишка, а что ты сразу ко мне не пришел? Я б тебе в два счета нашел бы целых десять литров молока… – гаркнул Тимофей первым, на что гнусавый голос из зала возразил:
– Интересно, какую бы цену ты за него заломил?
Зал осуждающе загудел.
– Все понятно! – подытожил бригадир. – Анна Владимировна ни в чем не виновата. Она все правильно сделала. Мы должны беречь наших солдат. И один из наших защитников – это Василий. Слава Красной Армии!
В конце фразы бригадир вскочил и стал хлопать стоящему за трибуной больному солдату, но, видя, что его никто не поддерживает, так же быстро сел.
Справившись с кашлем, Василий обратился к залу:
– Я не нуждаюсь ни в чьей поддержке. Я и сам прекрасно справляюсь. А от вас, Анна Владимировна, я такого не ожидал. Наши дети берут с вас пример, а вы их учите воровству. Как бы там ни было, это воровство!
– Согласен! Товарищи, до каких пор мы это будем терпеть? – вскочив со своего места и обернувшись к сидящим, крикнул Тимофей.
Василий бросил на Тимофея гневный взгляд, под тяжестью которого тот мигом вернулся на свое место.
– Анна Владимировна, я еще раз повторяю: не надо за меня переживать. Побеспокойтесь лучше о своих невестках. А я и без вашей помощи прекрасно обхожусь.
– А что мне о них беспокоиться? Они здоровы, слава богу!
Виктор, сидящий на задних рядах с Ольгой и Маргаритой, встал и, просочившись сквозь толпу, выскользнул на улицу.
– Василий, здесь не место для таких разговоров. У нас в селе и так хватает сплетен и пересудов. Ты же не с бабами на завалинке сидишь! – оборвал его бригадир.
– Итак, товарищи, завтра с девяти часов утра я буду в сельсовете. Пусть каждый принесет все что сможет. Да, чуть не забыл. После собрания будет фильм про войну. Не расходитесь. Я объявляю собрание закрытым.