Последняя жертва войны (сборник)

Анна шла по разбитой дороге, когда навстречу ей вышел дед Михалыч с вязанкой хвороста на спине. Когда-то он был душой любой компании: весельчак, балагур, в его руках любая работа спорилась. Но с тех пор в нем многое изменилось: легкая поступь сменилась сгорбленным старческим шарканьем, руки едва могли удержать клюку, на которую он опирался при ходьбе, глаза давно перестали верно выбирать дороги, которые постепенно перепутали свое направление… Иногда казалось, что за ним тянется след сухой трухи, подобно той, что засушливым летом ворошили в прогнивших пнях сельские ребятишки. И все же, вопреки всему, он продолжал оставаться самым ответственным и здравомыслящим жителем деревни.

– Как себя чувствует мой сосед? – как можно бодрее спросила Анна.

– А как я должен себя чувствовать? Как трухлявый пень… – не в тон обреченно ответил ей старик. – И вроде есть я, а жизни во мне нет.

– Сегодня из репродуктора слышала, что наши опять отступают.

– А мне уже все равно, – глядя в землю, начал старик. – Сынок мой, Ваня, прощаясь, сказал мне, что вернется скоро. Как в воду глядел. Только вместо него вернулась похоронка. Для меня эта война давно закончилась. И жизнь моя закончилась. Нет мне смысла небо коптить. Каждую ночь ложусь с надеждой, что не проснусь. Да видно, Бог забыл обо мне. Не нужен я ему, да и смерти сейчас молодые и сильные по вкусу! Вон их сколько полегло – целый пир ей, ненасытной! Вот и не зарится на старые мои кости.

– Напрасно вы так думаете. Вот увидите, ваш сын еще вернется живым и здоровым. Так ведь бывает. Там ведь тоже люди, могли ошибиться с похоронкой, – ласково сказала Анна.

Из-за угла появилась взъерошенная кошка и молнией пронеслась рядом. За нею, высунув языки, молча проскочили собаки. Добежав до заброшенного сарая, свора потеряла след и, низко опустив головы, разбрелась по двору.

Анна вошла в дом. Унылый желтый свет единственной лампочки давил на глаза. В тускло освещенной комнате Анна заметила Виктора, сидящего за обеденным столом. Маргарита подносила ему чай.

– Виктор? – поправляя платок, удивилась Анна. – Вы опять здесь? Что привело к нам на этот раз?

– Это я его пригласила. Я себя плохо чувствовала. А Витя… Виктор был так добр, – Маргарита, помедлив, продолжила, – что бесплатно принес мне лекарства. И еще немного масла и сахара.

– А что с тобой? – удивилась Анна. – Еще сегодня утром ты выглядела вполне здоровой.

– Послушай, это тебя не касается! – отрезала Маргарита. – И что ты так рано явилась? Впрочем, это даже хорошо. Ужин сама приготовишь.

– По-моему, я не вовремя пришел, – вставая, пробубнил сельский фельдшер. – Лучше пойду.

– Подожди, я тебя провожу.

Маргарита набросила на плечи платок и, одарив Анну гневным взглядом, проследовала за Виктором.

Анна спустилась в погреб и открыла мешок с картошкой. Когда-то пухлый мешок, набитый серыми клубнями, теперь значительно похудел, навевая грустные мысли о будущем. Анна задумчиво уставилась на самую большую картофелину и представила, как та растет и превращается в большой камень. Мысленно она взяла этот камень и со всего маху размозжила им голову Виктора. От вида воображаемой крови ей сделалось страшно, и женщина постаралась поскорей отогнать от себя эти мысли.

На часах была полночь, когда во входную дверь громко и настойчиво заколотила чья-то рука. Этот нервный стук не предвещал ничего хорошего. От резкого звука Анна вскрикнула и, поднявшись с кровати, пошла к двери. В другой комнате послышался плач маленькой Раи.

– Кто там? – пересохшими губами прошептала Анна.

– Анна Владимировна, это я, Марина, мать Василия! – почти прокричал заплаканный голос за дверью.

– Марина? – переспросила Анна, открывая дверь. – Проходи. Что случилось?

Марина, не проходя в дом, затараторила:

– Анна Владимировна, Васеньке опять плохо. Даже не знаю, что делать. Вчера наконец-то приехал врач из райцентра. Он послушал Васю и сказал, что у моего сына туберкулез.

Марина снова разрыдалась.

– Хватит реветь. Толком расскажи, что врач назначил.

Кое-как совладав с собой, Марина продолжила:

– Васька после этого сразу сник. С вчерашнего дня не встает с постели. И рана у него не заживает. Лежит и кашляет кровью. Смотреть на него не могу, сердце разрывается. Господи, не знаю, что делать.

– Подожди, сейчас оденусь только.

Две женщины побежали по темной улице к дому Василия. Луна скрылась за тяжелыми осенними тучами, и вокруг царила кромешная мгла, поэтому женщинам приходилось ступать наугад. Вскоре показался нужный дом со слабо освещенным окном.

Женщины прошли в комнату, и тут же в нос ударил тлетворный запах болезни. В воздухе висел удушливый смрад, соединивший в себе ароматы сырого белья, микстур и прокисшего молока. Лида сидела у изголовья кровати, любовно застеленной белоснежным бельем. В угнетающей обстановке болезни чистая постель была единственным светлым пятном, как-то рассеивавшим окружающую безысходность.

– Господи, Лида! Что с ним? – шепотом спросила Анна.