Последняя жертва войны (сборник)

– Послушайте, иногда я стараюсь не попадаться некоторым из вас на глаза. Я даже иногда прячусь, увидев вас на улице. Да я больше вас жду письма от них. Донести почту до адресата – это мой долг, но… Вы думаете легко каждый раз смотреть в глаза матери, которой пришла похоронка, видеть ее слезы и слышать проклятия в свой адрес? Меня тут полдеревни ненавидит, как будто это я убиваю ваших сыновей. Ну, с меня хватит! Я отказываюсь быть почтальоном. Сами почту разносите! Вот, это все вам пришло. Разбирайте.

С этими словами почтальон поднялся и, сняв с плеча сумку, набитую бумагами, бросил ее к ногам людей. От удара содержимое сумки высыпалось на землю. Ворох похоронок, зашелестев, словно осенняя листва, тут же разлетелся по всей площади.

– Ну, что стоите? Посмотрите, может, и для вас там весточка есть! Вы же хотели знать.

Наступила тишина. Все молча смотрели на летающие по площади похоронные извещения. Ни один человек не двинулся с места. Страх перед возможной потерей оказался сильнее мучительного ожидания. Где-то послышался плач ребенка. Так прошло около получаса, прежде чем люди, сначала по одному, а потом небольшими группками, так же молча стали расходиться по своим домам.

Анна со своими невестками и маленькой Раей ужинала у себя дома. За обеденным столом стояла гнетущая тишина. Давящая атмосфера недосказанности и взаимных молчаливых укоров острым лезвием разрезала последние ниточки доверия между женщинами. Только детский голосок Раи время от времени прорубал холодную стену отчуждения наивными детскими вопросами:

– Мам, а почему, когда становится холодно, то день становится короче, а ночь длиннее? – И тут же, не дождавшись ответа, Анне: – Бабушка, а правда, что существует северный ядовитый океан?

– Неправда, солнышко мое, – улыбнувшись ответила Анна. – Он называется Северный Ледовитый океан.

– Я так и знала, так и знала! Вовка, дурак, рассказывал, что его папа воюет на севере в ядовитом океане. Я же ему говорила, что там никто не сможет воевать. Они же отравятся.

Вдруг Анна заметила, что на безымянном пальце Маргариты отсутствует обручальное кольцо. Это покоробило женщину, которая с такой любовью когда-то вместе с сыном выбирала символичное украшение.

– Дочка, а где твое обручальное кольцо? – осторожно поинтересовалась Анна и тут же пожалела об этом.

– Во-первых, я не твоя дочь. Во-вторых, что, Рая должна теперь умирать от голода? – резко огрызнулась Маргарита. – Я выменяла кольцо на муку и масло. И к тому же, зачем мне кольцо, у меня уже есть серьги.

* * *

Была глубокая ночь, когда Анна наконец-то смогла уснуть. В тишине холодного мрака дверь комнаты скрипнула, и в комнату, держа в руке горящую свечу, осторожно вошел Яков. С перебинтованной головой и хромая на одну ногу, Яков подошел к постели, где спала мать, и, улыбнувшись, поцеловал ее. Затем, стараясь как можно тише волочить раненую ногу, вышел из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь.

– Яшка? Господи… Яшка! Я думала, что уже не увижу тебя никогда, – больше испугавшись, чем радуясь неожиданной встрече, проговорила Маргарита.

– Тссс… – поднес палец к губам Яков. – Не кричи. Подойди ко мне, я соскучился.

Яков положил горящую свечу на табуретку и распростер объятия.

Маргарита, зажмурив глаза, бросилась навстречу мужу и повисла у него на шее. Подол ее белоснежной ночной рубашки заскользил по полу, вмиг покрывшись грязными темными разводами, которые с каждой секундой становились все больше, пожирая чистую белизну белья. Тусклый свет горящей свечи выхватил из ночи болтающуюся в ухе серьгу, и вмиг предательский, неправдоподобно яркий отблеск зайчиком поскакал по заросшему щетиной лицу Якова. С каждой секундой пламя свечи становилось больше, все ярче озаряя комнату, а вместе с ним и бледную от страха Маргариту.

Рука Маргариты быстро скользнула вверх, чтобы снять сережки, но было уже поздно. Яков успел заметить их и теперь, отстранившись и нахмурив брови, смотрел на жену.

– Ты где взяла эти сережки?

– Нашла.

– Ты мне врешь! – гневно произнес Яков.

– Я не вру. Это правда. Я нашла их.

– Говори правду. Это Виктор подарил? Я знаю, что это он!

Яков потянулся к шее Маргариты, и его пальцы, словно чугунными клещами, сомкнулись на шее жены.

Послышался хрип и натужное сопение. Свет от свечи, вдруг вздрогнув, усилился и теперь освещал каждый уголок комнаты, включая спящую на кроватке Раю. В пылу смертельной борьбы руки девушки судорожно захлопали по плечам Якова в надежде достать глаза. С каждым мигом ее движения становились слабее, и вот уже бездыханное тело Маргариты, зашуршав грязной ночной рубашкой, сползло на холодный пол. Свеча, сгорев без остатка, словно горела несколько дней подряд, погасла, и холодной мрак тут же поглотил комнату.

Анна, вздрогнув, открыла глаза и прислушалась к темноте. На стенах размеренно тикали старые часы, перекликаясь с потрескиванием догорающих углей в буржуйке.

– Яшка! – запекшимися губами шепотом позвала Анна.

Никто не откликался.