Последняя жертва войны (сборник)

Анна встала с постели и, нащупав в темноте керосиновую лампу, чиркнула спичкой. Свет горящего огонька мрачно озарил гостиную комнату желтым светом. Собрав волю в кулак, Анна решительно пошла в комнату Маргариты. Подойдя к двери, Анна глубоко вздохнула и резко открыла дверь. Скрип двери тут же растворился в холодной тишине черной комнаты. Дрожащий огонек лампы выхватил из мрака силуэт мирно спящей на своей кровати Маргариты. Тут же в груди будто бы лопнула дужка амбарного замка, и легкие, освободившись от оков, свободно впустили в себя воздух.

«Сон. Снова кошмар!» – подумала Анна, пытаясь справиться с приступом головокружения. Она, опираясь о стенку, дошла до своей кушетки и, без сил упав на кровать, провалилась в забытьи.

Голодные дни тянулись издевательски долго. Каждый новый день лишь усиливал нечеловеческий голод, и от этого чувства было невозможно избавиться. Все мысли людей сводились к первородному инстинкту добычи еды. Только во сне, но лишь на очень короткое время, можно было забыться, и сводящее живот чувство голода отступало, чтобы, набравшись сил, наутро вновь обрушиться на людей страшной гримасой безысходности. Скотина, когда-то имевшаяся у людей, была давно зарезана и отправлена на фронт, а на улицах стало уменьшаться количество бродячих животных. Кое у кого еще оставалась домашняя птица, и яйца, сносимые ею, теперь можно было смело называть действительно золотыми. Недавно богатый, пышущий здоровьем край теперь походил на село-призрак с больным и вымирающим населением.

Анна, держа в руках красивый торшер, подаренный еще на ее свадьбу, медленно брела по дороге. С утра, в надежде выменять его у местных барыг на что-нибудь съестное, она стояла на рынке и теперь, порядком устав и ничего не получив за торшер, возвращалась домой. Проходя мимо дома, где жила Нина со своими дедушкой и бабушкой, Анна заметила Володю, который с лопатой в руках сосредоточенно и, что-то недовольно бубня себе под нос, ковырялся в промерзшей земле. Его изможденное лицо выражало крайнюю степень возбуждения, а по краям губ выступила густая белая пена.

– Ну почему? Почему не растет этот проклятый лук? Он должен расти, должен! – вдруг в отчаянии кому-то стал кричать старик, с силой разбрасывая землю.

На крик из соседних домов высыпали люди и теперь с интересом собирались возле калитки дома. Анна, увидев в толпе Марину, подошла к ней.

– Что с ним случилось? – шепотом спросила Анна.

– Говорят, с ума сошел от голода. Упрямый, как осел. Бригадир ему и хлеб приносил и молоко, а старый дурень не взял. Говорит, что ни разу в жизни не ел ни с чьей руки.

– А Нинка где?

– Не знаю. Ее не видала.

В это время Нина, держа в ладошке картофельные очистки, бежала из соседнего села домой. В последний раз она ела три дня назад, когда бабушка сварила последнюю оставшуюся пригоршню овса. И теперь, найдя настоящую еду, Нина представляла, как она порадует домашних, когда принесет домой свою находку.

Дед, улыбаясь, сидел на крыльце, когда Нина, протиснувшись сквозь толпу, подбежала к дому. Эта была горькая улыбка отчаяния. Странности к неестественной улыбке добавляли глаза старика. Покраснев и чуть выпятившись из орбит, они смотрели в одну точку, будто бы заметив на земле что-то очень важное и волнующее. Чуть поодаль сидела и плакала бабушка. Девочка очень испугалась, когда увидела улыбающегося старика, потому что Володя с тех пор, как пришла похоронка на сына, ни разу не позволил себе порадоваться.

– Дедушка, миленький, потерпи. Сейчас я тебя накормлю, – запищала Нина, нутром почуяв, что сейчас может произойти что-то ужасное.

Она побежала в дом и бросила в тазик с водой свою драгоценную ношу. Быстро прополоскав очистки, девочка вновь собрала все до последнего кусочка и выбежала на улицу.

Во дворе перед калиткой уже почти никого не было. Люди разошлись, утолив свой болезненный интерес к чужому горю. Дед лежал посредине дворика, уткнувшись лицом в разрытую землю. Скрюченные пальцы сжимали горсть земли, словно последнюю мольбу отчаявшейся души. Над ним, сотрясаясь всем телом, беззвучно плакала бабушка. Нина упала на крыльцо, но инстинкт самосохранения сделал свое дело, и девочка, рыдая, запустила руку в тарелку и быстро стала поедать картофельные очистки.

Очередное хмурое утро пришло незаметно, словно извиняясь за те тяготы, которые оно принесет с собой. Оно постучалось в двери жителей холодом сквозняков, стонами больных и плачем голодных детей.

По дороге медленно шла худая кобыла, таскающая за собой телегу с гробом. За телегой, кутаясь в платки, шли Нина и бабушка. Несколько людей из числа близких соседей сопровождали эту скорбную процессию. Они проходили рядом с репродуктором, когда тот вдруг ожил и с кавказским акцентом стал вещать:

– Советский народ никогда не сдастся на милость Гитлеру. Мы начинаем полную мобилизацию. В самое ближайшее время, фашизм рухнет под тяжестью своих преступлений…