Вдруг один из фашистов, смеясь, протиснулся сквозь толпу. В доли секунды он забрался по деревянному столбу к серому колокольчику репродуктора и всунул под его язычок трофейную курительную трубку. Стоящие внизу немцы прыснули хохотом. Испуганные селяне с отвращением отметили брызги слюны, разлетавшиеся от побагровевших от смеха физиономий. Отрывистый лающий звук его раскаленным металлом разливался по окрестностям.
Клаус Хейнес – именно так звали майора небольшого немецкого мотострелкового батальона, – прохаживаясь в центре площади, всем своим видом показывал, что ему все это смертельно надоело и если б не священный долг арийца, то ноги его бы не было в этом забытом Богом месте в окружении грязных дикарей. Брезгливо сжав тонкие губы, майор посмотрел на полураздетых истощенных людей, вжавшихся в бетонную стену сельсовета, и, сплюнув, отвернулся.
«Мда, все это не Чайковский», – с горькой иронией подумал Клаус, смотря куда-то вдаль.
Он страстно любил музыку, и особенно композиции Чайковского, Бетховена и Вагнера. Однажды, узнав, что эти композиторы нравятся еще и самому фюреру, Клаус полюбил их еще сильнее.
– Die russischen schweine![3]
– выругался вполголоса офицер и, устало вздохнув, снова повернулся к толпе.– Слюшайте меньа, рузки крестийани, – коверкая слова, крикнул офицер. – Ми не сделайть вам ничьего плехо. Просто выполняйть наш требований, и ми сохранить вам жизнь.
Проговорив это, майор улыбнулся, и эта улыбка значила лишь одно – смерть.
Майор продолжил:
– Сейчас расходить на дейти и взреслы.
Люди не двигались, прижимая к себе своих детей.
– Schneller! – вдруг заорал майор.
Тут же к пленным подбежали немецкие солдаты и стали отрывать от рыдающих женщин их детей. Зазвучали автоматные очереди, и несколько особо сопротивляющихся женщин замертво упали на промерзшую землю. Поднялся вой, в котором смешались детский плач, рыдания взрослых и немецкая брань вперемешку с оглушительным лаем свирепых собак. Испуганные дети, выглядывая в толпе свою маму, которая только что укрывала их от этих страшных солдат, медленно выстроились в ряд отдельно от взрослых. Анна, спешно поцеловав Раю, толкнула ее в сторону детей.
Проследив взглядом за передвижениями и довольно ухмыльнувшись, майор продолжил:
– Рузки крестийани, если среди вас есть кто-нибудь, котори хочит помочь великий гербански армия, то пусть сделайть шаг вперед.
Наступила тишина. В этой тишине Анна вдруг отчетливо услышала звуки разрывающихся снарядов. Она удивленно оглянулась. Прислушавшись, она поняла, что это стук ее собственного сердца.
– Хайль Гитлер! – заорал кто-то в толпе, и из нее, расталкивая впереди стоящих, вышел Тимофей.
– Хайль Гитлер! – для пущего эффекта снова крикнул Тимофей и вскинул руку в фашистском приветствии.
Майор не торопясь подошел к Тимофею и обвел его брезгливым взглядом. Тимофей словно застыл с вытянутой рукой. Майор довольно улыбнулся и потянулся за пистолетом. Через секунду прогремел выстрел, и Тимофей с дымящейся дыркой в виске, как подкошенный, упал к ногам немецкого офицера.
– Уберите это отсюда, – скомандовал Клаус солдатам, – ненавижу предателей. Сегодня они с легкостью предают Родину, а завтра предадут и нас.
Тут же подбежали два солдата и за ноги поволокли труп Тимофея, на лице которого застыло удивленное выражение последнего мига жизни.
– Кто знайть среди вас немецки? – обратился майор к толпе.
Воцарилась мертвая тишина. Если до убийства Тимофея еще оставались люди, в своей наивности, верящие в благородство германской армии, то тянущийся за трупом Тимофея кровавый след алой линией перечеркивал это слепое заблуждение.
– Совсем никто не знайть? – переспросил майор.
В это время к майору подбежал один из немецких солдат и, что-то шепнув ему по-немецки, указал на Анну.
– Ты, женщин, – кивнул майор на Анну, – идти сюда. Schneller!
Анна, поймав на себе взгляд немецкого офицера, почувствовала, как у нее перехватило дыхание. На ватных ногах она через расступившуюся толпу пошла навстречу, как ей казалось, своей смерти. Но вопреки страху с каждым шагом она чувствовала себя все более уверенно. «Если уж умирать на глазах у всех, то надо это сделать гордо», – успела подумать Анна, когда с высоко поднятой головой поравнялась с офицером.
– Woher du deutsch weißt?[4]
– смерив взглядом Анну, спросил офицер.– Studierte im gymnasium[5]
, – спокойно ответила Анна.– Gut![6]
– удовлетворенно крякнул майор и продолжил на немецком: – Я немного знаю русский, но мне нужен человек, который будет помогать моим солдатам общаться с местным населением. Ты будешь переводить на русский наши приказы. Как тебя зовут?– Анна, – ответила женщина и невольно оглянулась на остывающий труп Тимофея.
– Скажи им, что мне нужны художники и музыканты, – приказал майор, глядя на толпу.
После обращения Анны из толпы, озираясь вокруг, вышли однорукий художник и хромой скрипач.
– И это все? – возмутился майор и обвел хищными глазками толпу людей.