Последняя жертва войны (сборник)

Маргарита, Ольга и Елена, прижавшись друг к другу, стояли в первом ряду. Заметив их, Клаус прищурился и прикусил нижнюю губу. Бегло оценив их пышные формы сальным взглядом, майор обнажил зубы в кривой, многозначительной улыбке.

– Вы три, выходить вперед, – показал пальцем он на трех женщин.

Подчинившись приказу, Маргарита, Ольга и Елена мелкими шажками вышли вперед.

– И вы тоже, – добавил майор художнику и скрипачу.

Затем, повернувшись на каблуках к Анне так близко, что она ощутила разящий запах пота, спросил:

– А баня у вас тут есть?

– Да есть. Только она не работает, развалилась давно.

– Значит так. Объясни им, чтобы через три дня баня была отремонтирована. Если они не успеют, то будут расстреляны, – буднично, как будто диктовал список нужных к обеду продуктов, проговорил майор. – И еще спроси у них, есть ли у кого-нибудь дома пианино? – приказал офицер и повернулся к людям.

– У меня есть, – сохраняя спокойствие, ответила Анна.

– У тебя? – удивился Клаус, но, подумав, добавил: – Что тут удивительного, впрочем? Даже дикарь, знающий язык Великой Страны, рано или поздно обязательно проявит интерес к великому искусству.

Последняя фраза показалась довольно симпатичной, для того чтобы быть внесенной в специальный блокнот, который Клаус везде таскал с собой и записывал туда свои особенно удачные мысли. В будущем майор надеялся выпустить мемуары и уже обдумывал рабочее название книги. В голове крутилось «Meine auswahl»[7].

– Фрингс, доставьте мои вещи в дом к этой женщине. Я буду жить там. Туда же доставить этих трех женщин, художника и музыканта. Они будут нас развлекать, – выйдя из задумчивости, распорядился майор. – Остальных гоните к бане, чтобы к утру все было готово.

Долговязый гладковыбритый лейтенант, которому был адресован приказ, тут же дал пару распоряжений солдатам, а сам пошел к женщинам, чтобы лично проводить их до дома Анны. Снова площадь перед сельсоветом огласилась криками и плачем. Солдаты, понукая и смеясь, погнали людей к окраине села. Матери в последний раз бросали отчаянные, исполненные нежностью и страхом, взгляды на частокол протянутых в их стороны детских рук. Война открывала следующую страницу в жизни людей, где каждая глава была написана горькой слезой.

Майор мечтательным взглядом смотрел куда-то вдаль и, казалось, не обращал на все происходящее ни малейшего внимания. В этот момент рядом прошел Фрингс, ведя перед собой Елену, Маргариту, Олю и чуть отстающую Анну.

– Эй, подожди-ка, – крикнул Клаус лейтенанту. – Я хочу посмотреть на них.

Майор вплотную подошел к Елене и положил руку ей на ягодицу. Сладострастная ухмылка офицера показалась Елене омерзительной гримасой. Засопев от удовольствия, майор провел рукой вниз и залез женщине под юбку, при этом больно ущипнув ее за внутреннюю часть бедра. Елена стояла перед Клаусом с распущенными волосами, которые волнами разметались по плечам, чуть прикрытым тонкой кофтой, впопыхах накинутой на ночную рубашку. Волнующая пышная грудь вздрагивала от каждого движения ее тела. Она не пыталась отстраниться и не кричала. Страх, который выражало ее лицо, странным образов вдруг сменился спокойным смирением. Приняв неизбежное как данность, Елена почувствовала облегчение и, казалось, сдалась на милость победителю. Она улыбнулась и нежно провела ладонью по шершавой щеке немецкого офицера.

– Анна Владимировна, присматривайте за моими детьми, – не оборачиваясь, шепнула Елена.

Расплывшись в довольной улыбке от чарующего прикосновения красивой женщины, майор прикрыл веки, но все же успел уловить мощный плевок, летящий прямо в глаз.

Повисло тягостное молчание, которое красноречиво говорило обо всем. Прелестное создание, чьи прикосновения обещали рай на земле, вдруг превратилось в ничтожную дрянь, недостойную влачить свое жалкое существование. Майор достал платок и, не отводя свирепого взгляда от Елены, вытер с лица смачный плевок. Елена стояла лицом к майору с гордо поднятой головой. Ее небесного цвета глаза горели безумным гневом, когда в них вдруг отразилось дуло пистолета. Через секунду грохот выпущенной обоймы возвестил о конце сломанной, но не сломленной жизни.

Глава 9 Баня

Суматошный, тяжелый в своей безысходности вечер опустился на село густым дымом пожарищ. По приказу майора детей отвели в сарай около дома Анны, где приставили к ним двух автоматчиков. Иногда их выводили, чтобы те поработали наравне со взрослыми. По задумке майора, эта мера должна была отвадить людей от любых бунтов и партизанщины. Было объявлено, что при неподчинении приказам будут по одному расстреливать детей и, по словам майора, их жизни ложатся целиком на совесть тех, кто осмелится не повиноваться. Анне было доверено ухаживать за детьми, что она и делала, не жалея своих сил. Она денно и нощно проводила время рядом с ними, стараясь хоть как-то согреть и обласкать каждого. Было невыносимо тяжело слышать их плач и стоны, когда, всхлипывая и прижимаясь друг к другу, в тяжелой полудреме они звали своих матерей. И если на свете существовал ад, то Анне казалось, что он прямо здесь.