Последние часы в Париже

Мэгги переворачивается на спину, тянется к его руке под одеялом. Но Себастьян не двигается. Он лежит с открытыми глазами в темноте, думая о том, как много в Жозефине от Элиз – как она в задумчивости подпирает подбородок руками, какой глубокий и проницательный у нее взгляд. Как она улыбается, не разжимая губ, и на ее щеках играют крошечные ямочки. Выражение лица выдает ее точно так же, как это было с Элиз. Себастьян научился читать чувства Элиз по лицу. Она могла говорить одно, а думать другое; пыталась скрыть свои страхи и неуверенность под маской дерзости, когда на самом деле дрожала внутри. Вот и Жозефина такая же: решилась на поездку в Англию, но, должно быть, страшно боялась, стоя на пороге его дома, не зная, чего ожидать. По мере того как его мысли обращаются к Элиз, боль обиды разрастается. Неужели она возненавидела его? Он задумывается о том, что Элиз могла рассказать Жозефине. Рассказала ли о том, как пнула в парке табличку «Евреям вход запрещен»? Как он спас ее из штаб-квартиры гестапо? Или о пикнике в гостиничном номере, когда они мечтали о долгой совместной жизни? Ему интересно, довольна Жозефина тем, что открыла для себя, или он не оправдал ее надежд и ожиданий.

– Ты думаешь о ней? – Вопрос Мэгги возвращает его в настоящее.

– Да, – признается он. – Я думал о них обеих.

– Она похожа на свою мать?

– Да, похожа.

– У нее твои глаза. Как и у Филипа. – Она колеблется. – Элиз когда-нибудь выходила замуж?

– Не знаю. Я не спрашивал. – Но его сердце знает ответ. Она не была замужем. И он знает вопрос, который Мэгги хочет задать, но не осмеливается.

– Это ничего не изменит для нас. – Себастьян пытается успокоить ее мятущийся разум. – Все в прошлом. Ту потерю я уже давно оплакал. – Он сжимает руку Мэгги под одеялом, но не поворачивается к ней лицом. Его взгляд по-прежнему устремлен в потолок.

Глава 66

Ковентри, 25 июня 1963 года

Жозефина

Жозефина просыпается с полным ощущением, что она дома, в Трегастеле, но уже в следующее мгновение реальность возвращается. Жозефина в Англии, и ее отец здесь, в этом доме. При одной этой мысли ее охватывает волнующий трепет, но в то же время она чувствует укол тоски по родному дому, по знакомому маленькому коттеджу, по маме и Суазик. Она слышит звуки, доносящиеся снизу: болтовню ребенка, звон переставляемой посуды, голос отца.

Когда прошлым вечером он открыл дверь – в темном костюме и темно-синем галстуке, она невольно отметила его опрятный и элегантный внешний вид. Он не производил впечатления человека, способного злиться, кричать и ругаться. А потом он, все так же в костюме, готовил ей гренки на кухне. Но она почувствовала холодность со стороны его жены Мэгги. Жозефина надеется, что ее не оставят наедине с ней и детьми на весь день. Поскольку она владеет только школьным английским, возможности их общения ограничены, и многие слова, которые она слышит, определенно не звучали на уроках в школе. Она встает и идет в ванную, где умывается, а потом надевает вчерашнее платье и спускается по узкой лестнице, ступая осторожно, чтобы никого не потревожить.

– Bonjour, Жозефина, – приветствует ее отец, как только она заходит на кухню. – Гренки?

Теперь она знает это слово и улыбается.

– Oui, s’il te plaît[128]. – Она машинально произносит фамильярное «tu» вместо формального «vous». Его улыбка говорит ей, что он заметил.

– Присаживайся, – продолжает он по-французски. – Ты можешь сесть рядом с Филипом.

Дома по утрам она приветствовала Суазик и мать поцелуями в щеки. Но инстинктивно она знает, что здесь это не принято, и потому просто здоровается с Филипом и садится на табурет рядом с ним у кухонной стойки. Малыш восседает на высоком детском стуле и машет ей мягким гренком как бы в знак приветствия. Его щеки покрыты липким джемом и хлебными крошками.

– Чаю? – спрашивает отец.

Обычно она начинает утро с кружки Ricoré – смеси цикория и кофе, – но догадывается, что здесь этого напитка не найти.

– Да, спасибо.

Отец кипятит воду и наливает ее в заварочный чайник, накрывая его чем-то вроде шерстяной куртки. Для нее все это внове и так непривычно.

– Я взял отгул на работе. – Отец поворачивается к ней. – Чтобы мы могли провести время вместе. – Он говорит это так просто, так тепло, как будто желание провести с ней время – самая естественная вещь в мире. Жозефина смотрит на его руки, когда он наливает ей чай. У него длинные пальцы, и между указательным и средним виднеется маленькая коричневая отметина в форме полумесяца. Она кладет на стол руку, разглядывая коричневатое пятнышко в основании указательного пальца. Удивительно. Даже пальцы у них одинаковые. Глаза жжет от подступающих слез. Она быстро смаргивает слезы и поворачивается к Филипу, который тычет ложкой ей в плечо.

– Я полагаю, ты впервые в Англии, – говорит отец.

– Да.

– Сегодня я отвезу тебя в Ковентри. Покажу, как выглядит современный английский город.

– Спасибо. – Ее сердце радостно замирает в предвкушении поездки по новым местам.

Он ласково щиплет Филипа за липкую щеку.