Последние дни Амвелеха (СИ)

Айзек только кивнул. Поддерживая друг друга, они поднялись и побрели по коридору к лифту. С замирающим сердцем, Айзек вызвал голограмму, но вопреки его опасениям она развернулась. Чуть погодя раскрылись двери лифта.

Айзек ждал наказания. Он ждал его, входя вместе с Ревеккой в лифт, ждал, когда не спеша смывал с себя грязь нерожденного бога, ждал, входя в триеру и направляя ее в Харан. Он не ждал, что разверзнутся небесные хляби, что земля содрогнется под ногами, или его пронзит молния из ясного неба, он ожидал мести машин. Но предупредительные дулосы заботились о последних людях так же, как делали это всегда, словно ничего не произошло, и это внушало беспокойство. Когда ворота, выпустив быстроходную триеру в мир, сомкнулись, Айзек вздохнул с облегчением. Впереди их ждала только пустыня, но он покидал Амвелех без сожаления.

— Потеряна связь с Амвелехом, — сообщил Элизар, не успели они отъехать. Дулосы, которых взяли ему в помощь, красноречиво отключились. Индикаторы настроения на их лицевых панелях погасли.

— Что это значит, Айзек? — спросила Ревекка. Они стояли в рубке управления и смотрели на голограмму на экране. Тяжелые, сияющие на солнце блоки чуть скошенных каменных стен постепенно удалялись.

— Амвелех отправил нас в изгнание, — Айзек улыбнулся. Ревекка давно не видела на его лице такой умиротворенной улыбки. — Нам больше нет хода назад.

— Но что с ним будет?

Айзек пожал плечами.

— Кто знает? Он будет стоять здесь веками. Жить, пока не истощатся ресурсы. Потом умрет, как всё в этом мире. Останется только череп в песках.

Ревекка нашла ладонь Айзека и сжала обеими руками. Её пальцы были холодными и сухими.

— Ты говоришь о нем, как о живом существе.

— Он живой. У него есть всё для для этого — Система жизнеобеспечения и Сеть-сознание. Амвелех — одна из форм существования этого существа. У него много лиц, — помолчав, Айзек добавил: — почему же он не наказал меня за то, что я сделал?

Ревекка не ответила, глядя, как большие блоки становятся меньше, складываясь кирпичиками в величественную, но убывающую пирамиду.

— Может быть, ему не знакомы такие чувства, как мстительность и жестокость, — сказала она.

Айзек взглянул на нее, ища осуждение, но лицо Ревекки не отражало никаких эмоций. На губах блуждала далёкая улыбка.

— Надеюсь, что ты права, — отозвался он.

========== Эпилог. Номад ==========

В траурном красном хитоне Айзек стоял перед округлым смотровым люком триеры и вертел между пальцев кулон, разглядывая выступившую впереди цепочку гор. За несколько дней движение вездехода стало настолько привычным, что, казалось, длилось всегда. Айзеку хотелось, чтобы так было — бесконечное путешествие без ориентиров и оседлости, без руководства и пункта назначения. Вспоминая себя прежнего — изнывающего от тоски и мечтающего о всеобщей гармонии, слабого и сентиментального, Айзек не находил в себе отклика. «Прежнее» вышло из него со слезами на плечо Ревекки, исчезло в стоке душевой кабины вместе с кровью и грязью убитого бога. Айзек нынешний был скитальцем без родины и Господина. Он не рождался и не умирал, жил без карты и шёл наугад. И его это устраивало.

Рыжие остроконечные горы приблизились и резко сдвинулись влево. Триера миновала поворот Харану и взяла курс на Белшар-Уцур.

— Я не знаю, что нас там ждет, — предупредил Айзек, не оборачиваясь.

Ревекка сидела за привинченным к полу столом, навалившись на него грудью и положив голову на сложенные руки.

— В видении Белшар-Уцур показался мне чем-то вроде дурного отражения Амвелеха. В лучшем случае, мы найдем там мертвецов, а в худшем… — он замолчал, подбирая нужные слова, но так и нашелся и пожал плечами.

— Я знаю, что нас ждёт в Харане, Айзек, и это куда хуже, — возразила Ревекка. — Вернуться туда — словно пытаться натянуть детскую одежду, из которой давно вырос. Лучше неизвестность.

— Ты не жалеешь о том, что ушла со мной?

Ривка повернула голову, спрятав лицо в сложенных на столе предплечьях.

— Когда я вспоминаю то святящееся «яйцо», мне хочется плакать. Мне кажется, что ты убил не только тех, кого любил, кто пожертвовал собой ради Его рождения, но и надежду на будущее для всего мира, — глухо, в стол, сказала она. Ее голос был едва слышен из-за гула триеры. Айзек обернулся и смотрел на кудряшки, рассыпавшиеся по столешнице, сметающие при каждом движении головы тонкий налёт песка. — Но всё-таки я понимаю, почему ты это сделал.

Айзек отошел от окна и присел на корточки перед сидящей за столом Ревеккой.

— Почему?

Ревекка повернулась и взглянула на него.

— Потому же, почему я сбежала из Харана, Айзек. Некоторые вещи невыносимы, даже если кажутся правильными и лучшими из всех возможных зол.

Айзек дотронулся до ее волос. Нажав на прядку на столе, он выпрямил кудрявую пружину и прижал пальцем, чтобы она не сжалась обратно.

— Твои волосы стали длиннее.

— Если только так ты мог попрощаться с ними, то я ни о чем не жалею, Айзек. Я не хочу оглядываться назад.