Последние дни Амвелеха (СИ)

Руфь взяла протянутое ей Калебом оружие и, переключив его на парализатор, направила его на Эстер. Многофункциональный ксифос, который ей не разу не приходилось использовать на службе, привычно утопал в ладони. Она знала как с ним управляться. На рукояти осталось тепло пальцев Калеба, но Руфь не ощутила обычной брезгливости. Ситуация, в которой она, стратег вирт-гоплитов, направляет оружие на одну из Семи, ту, над которой сияет и переливается её могущественный божественный двойник, была настолько сюрреалистической, что Руфь с трудом отдавала себе отчет в происходящем. Всё казалось игрой.

Жрица сидела прямо, сложив руки на коленях и прикрыв глаза. Она изображала смирение. А ещё: разочарование. Но не страх. Нет, не страх. Благочестивая Эстер не могла себе позволить бояться каких-то мятежников. «Гибели вящие, вящие доли стяжают» — так, кажется, говорится в древних книгах? Руфь знала, что вирт-гоплиты в коридоре теперь мертвы. Она сама убила их. Их смерть уже замарала её. Бунт замарал их всех. Для жрецов все они были теперь только будущими вечными трупами, без малейшего шанса на воскрешение в Новом Эдеме. Такие не стоили их высочайшего беспокойства.

Исмэл жестом велел следовавшим за ним людям занять позиции. Каждый шаг и жест его вирт-солдат был отработан до автоматизма в симуляторе. Уже через пару секунд в грудь всех шестерых архонтов упиралось дуло ксифоса, заставляя вскочивших сесть на свои места. Дулосы, у которых был заблаговременно извлечен чип Системы, заблокировали дверь.

Остановившись в центре Агоры, Исмэл обвел взглядом напряженные затылки товарищей. Они ждали приказа. Понять их эмоции было не сложнее, чем считать данные с аватаров: все они впервые держали в руках настоящее оружие, впервые направляли его на живых людей, и потому нервничали. Но архонты были не просто людьми, они были символами, идолами, кумирами. За их величием терялась человечность. Знаки их могущества скрывали то, что могло бы помешать нажать на спусковой крючок. Жрецы не учли одного: то, что наделяется слишком большим смыслом, однажды может обернуться зияющей пустотой. Любовь и почитание, подпитываемые лишь страхом, легко обращаются в ненависть и бунт. Здесь, на священной Агоре, Исмэл не видел ничего, кроме набора символов, давно утративших свое значение. Реальность отличалась от качественно сделанной игры, только неуместной серьезностью.

Исмэл перевел взгляд на возвышающиеся над ним голограммы старейшин: они взирали на него с небес с отеческим укором. Психологическое давление жрецов было велико: укоризненные взгляды, сожаление на лицах технологических божеств вызывали в душе бессознательную тревогу. Пространство справа от второго архонта Ямвлиха пустовало. «Место отца — моего настоящего отца, Абрахама», — подумал Исмэл и усмехнулся. Он испытал облегчение, хотя отсутствие первого архонта на заседании внутреннего круга должно было его обеспокоить. Это могло быть ловушкой.

— Выключи, — бросил Исмэл Кедару, высокому тощему парню с затуманенным взглядом, тот кивнул и, молча, глядя себе под ноги, побрел к панели управления. На его плече болталась большая сумка, из-за которой он сутулился еще больше.

— Вот как вы вызываете религиозные чувства в сердцах своих последователей, архонт Ямвлих? — Исмэл посмотрел на жреца. — Посредством дешёвых технологических трюков?

Прежде чем архонт ответил, изображения погасли. Исмэлу показалось, что вокруг воцарилась тишина, хотя это было далеко не так. Наоборот, все архонты заговорили разом: один возмущался их присутствием на священной Агоре, другой пытался вразумить, третий — выяснить их цели. Только Ямвлих сохранял спокойствие. Его преисполненное достоинства молчание пристыдило остальных, и один за другим голоса снова смолкли.

— Это только увеличенные копии, ничего больше, — ответил архонт в наступившей тишине. — Их использование — дань традиции. Если они пробудили в тебе религиозные чувства или, что более вероятно, злобу, в этом только твоя заслуга, — архонт указал на Исмэла худым, длинным пальцем. — Твоя и твоей нечистой совести, — рука снова исчезла в широком рукаве жреческого хитона. — Что тебе нужно, Исмэл, сын Абрахама и Хэйгар? Как смели вы ворваться на священную Агору?

Исмэл окинул взглядом других старейшин, затем, чему-то усмехнувшись и переступив с ноги на ногу, снова посмотрел на Ямвлиха.

— А как смел ты, Святейший, упоминать имя моей матери? После того, как обрек её на гибель?

— Так дело только в мести? Ты здесь, чтобы отомстить?

— Нет, — ответил Исмэл. Он улыбнулся, покачал головой и повторил громче: — Нет! Мы здесь затем, чтобы получить доступ к Театру, архонт. Ничего больше.

— Ничего больше? — повторил Ямвлих и расхохотался. Его борода колыхалась из стороны в сторону. — Дурак! Ты не знаешь, чего просишь!

Все старейшины теперь смотрели на Исмэла. В отличие от второго архонта, на их лицах не было и тени улыбки.