Руфь стояла в двери между мигающими дулосами. Остальные были уже в коридоре. Оттуда раздавались пальба и крики. Взгляд женщины метнулся по опустевшей Агоре, по обездвиженным телам архонтов. «Словно мёртвые», — подумала она. Взгляд упёрся в труп Филона, и Руфь обречённо выругалась.
— Исмэл, Джонас! — она беспомощно посмотрела на Исмэла и движением подбородка указала ему за спину.
Исмэл, повернулся. Джонас сидел на том же месте, только сильнее навалившись на подножие скамьи.
— Джонас! Уходим! — Исмэл сделал несколько шагов по направлению к нему, но внезапно всё понял и остановился. Казалось, парень спал и видел приятный сон, но глаза были открыты и смотрели в пустоту, в уголке улыбающихся губ собралась слюна. Вирт-пластина была надвинута на затылок.
— Он вышел в Сеть. Дурак.
Исмэл не ответил, только молча посмотрел на Руфь.
— Пойдем. Нам нужно отсюда выбраться, иначе эти смерти будут напрасны.
Он хотел дотронуться до нее, но в последний момент передумал. Его пальцы замерли в нескольких сантиметрах от её плеча и сжались в кулак. Руфь понимающе улыбнулась.
========== Глава шестая. Путь гибели ==========
…Толпа вокруг ревела. Айзек, стоящий в центре круглой арены, которая была окружена многочисленной толпой зрителей, чувствовал себя неуютно. Он оглядывался по сторонам, пытаясь разглядеть лица, но вокруг были театральные маски — с разрезами улыбок, гримасами скорби или торжества. Они мелькали безумным хороводом эмоций, вызывая головокружение и тошноту. Айзек догадался, что это и есть новая разработка Исмэла — «эмпатические аватары», маски, которые не скрывают, а показывают. Он ощутил смутную тревогу и коснулся лица, ожидая натолкнуться на гипс, но пальцы тронули мягкую плоть. Это было всего лишь его лицо, но странная мысль завладела его умом, нашептывая, что это тоже маска, которую он должен снять. Айзек щупал лицо, как одержимый, в попытке уличить его в предательстве, угадать на нем чужую эмоцию, но губы, скулы и глаза были его собственными. Айзек отнял руки от лица, но иллюзия не исчезла. Ему продолжало казаться, что он заперт внутри аватара, который дразнит и гримасничает, повинуясь кому-то другому, но не ему самому. Айзека охватила паника.
Шум стих. Сколько хватало глаз на ступенях амфитеатра восседали Маски и глядели на него темными провалами глаз. Страх достиг коленей, и Айзек упал. Еще надеясь на логичность законов мироздания, он попытался встать, но ноги увязли в песке. Он принялся шарить перед собой, как слепой, в поисках опоры или хотя бы бесстрастной маски зрителя, чтобы спрятаться за ней, отринуть главную роль в спектакле и стать таким же, как все — анонимным свидетелем травли. Выставленный на всеобщее обозрение, Айзек сгорал от стыда и бессилия. Он в помрачении ползал в пыли орхестры, тщетно пытаясь встать, но чья-то воля, словно чудовищной силы гравитация, валила его с ног. Земля прогнулась. Айзек ощутил, как его тело проваливается в черную, голодную бездну, и закричал.
Грянул хор. Айзек не помнил, как долго он смотрит эту драму, знал только, что она скучна и исполнена пафоса. Cтрадальческая строфа сменилась антистрофой. В хламиде актера он стоял перед отцом. Вдруг вспомнив, что он должен предупредить отца о чем-то важном, Айзек пытался привлечь его внимание, но Абрахам его не замечал — он с протяжной, унылой интонацией обращался к Маскам:
— Открою всё, что слышал я от бога: владыка Феб повелевает нам очиститься от древнего проклятья*.
Cлова жреца доносились до Айзека с запозданием, словно издалека. Он тщетно пытался вспомнить, чем был так важен ответ богов. От этого ответа зависело слишком многое, но что именно, Айзек не мог вспомнить, как ни пытался. Мысль ускользала и путалась.
— Очиститься? Но чем? Какое зло? — сказал он вдруг. Губы сами сложились в нужные слова.
Отец повернулся к нему в пол-оборота, но по-прежнему не глядел на него. Он громко декламировал:
— Убийцу мы должны изгнать, иль смертью смерть искупить невинного, чья кровь проклятием наш город осквернила.
— Но кто, — горло Айзека пересохло. — Кто злодей, изобличенный богом?
Отец отнял маску от лица, и Айзек отступил на шаг, едва не запнувшись о длинные полы театральной хламиды. На месте отца был Исмэл, и он улыбался.
— Ты понял, но хочешь испытать меня, — пропел он игриво, превращая трагедию в фарс.
— Слова твои неясны: говори!
Исмэл воздел руки, обращаясь к Маскам:
— Увы! Увы! Как тягостно предвидеть, когда нельзя предвиденьем помочь! — обернувшись, он вдруг указал на Айзека пальцем: — Ты тот, кого мы ищем, ты — убийца!
И Айзек закричал, закрывая лицо руками.
— Нет! Нет! Я этого не делал!