Последние дни Амвелеха (СИ)

Терапевт захихикал. Во рту Исмэла пересохло, как при приступе картезианского синдрома. Он хотел было скользнуть в Сеть, но заставил себя остановиться.

— Это… Театр?

— Не совсем. Театр — то, что на поверхности, рафинированная игра символов и значений, «каналы общения», как ты изволил выразиться, это же — его плоть. Анатомический механизм, спрятанный за кулисами. Думающая мышца. — Терапевт поднял руку в перчатке, на которой остались черные маслянистые разводы. — Театр —

это игра актёров, а не их мочевой пузырь или кишечник. Есть устроители представления, есть актеры и зрители, и есть я — техник, передвигающий машины, когда необходимо вмешательство богов. Мне нет дела до зрелищ, я имею дело с фактами и плотью. А факт всего один: аргон-хюлэ. Аргон-хюлэ создает все взаимосвязи и зависимости, Систему жизнеобеспечения и производства, экономический рост и политический кризис, развлечения и услуги, наслаждение и синдром отмены, управляемые сны виртов и провидческие галлюцинации священников. Всё есть Театр. Каждый человек в Амвелехе — перегонный куб, членистоногая трубчатая многоножка, является он частью «Фонда» или нет, но при этом каждый уверен, что играет какую-то роль. «Фонд», который ты видишь, который вызывает у тебя отвращение, — это анатомическая истина Амвелеха.

Исмэлу стало казаться, что он попался на удочку безумца, но Терапевт вдруг изменил тон. Забравшись правой рукой под капсулу, чтобы включить подачу аргона-хюлэ, он заговорил более внятно.

— Чтобы ты понял, придется тебе рассказать кое-что. Конец света заключался не в том, что целый мир исчез в одночасье, а в замаячившей на горизонте угрозе исчерпания ресурсов. Колодцы, которыми наши народы пользовались тысячелетиями, стали пустеть. Первым знаком бедствия стало пересыхание колодца в горах Хар а-Мóриа, тогда идея близости конца света впервые завладела умами и апокрифический текст Пророчества обрел небывалую популярность. Когда объем добычи стал сокращаться, было решено сократить потребление, но по многим причинам это оказалось невозможно. Никакого заговора, о котором ты сейчас наверняка подумал, не было. Истребление большей части населения планеты, как и биологический отказ от произведения потомства, произошли сами собой. Я склонен видеть в этом ответ популяции на сокращение ресурсов, жрецы усматривают в обрушившихся на человечество катаклизмах знаки грядущего конца света. Плюс сыграло свою роль нежелание делиться — теперь это уже не важно. Важно то, что наши предки повели себя на удивление деятельно. Пророчество о Новом Эдеме было воспринято, как руководство к действию, тогда же и родился проект «Генезис». Он всегда был своего рода еретическим течением внутри официальной религии, которую представляет Верховный жрец, но, тем не менее, даже ярые догматики и ортодоксы не препятствовали его развитию и продвижению. Чем выше чины в иерархии, тем меньше в них истинной веры. За небольшим исключением, среди который, между прочим, твой отец.

— И как всё это, — Исмэл кивнул в сторону капсул, — связано с Пророчеством?

— Амвелех был задуман, как Новый Эдем, и стал первым успешным проектом «Генезиса». Ты прав относительно Системы — она автономна и будет работать веками, при условии постоянного доступа к ресурсам. Фонд — прототип фабрики по производству аргона-хюлэ. Сейчас он работает на… гм. людях. В основном, это илоты, с детства подсаженные на аргон-хюлэ. Если тебя волнует этическая сторона вопроса, можешь быть спокоен, они получают ни с чем несравнимое удовольствие. Я бы поменялся с любым из них, если бы не нужен был здесь. Вы, вирты, похожи на них. Разница между тобой и любым из «многоножек» только в концентрации аргона-хюлэ, которая поступает в твой мозг.

Исмэл покачал головой в громоздком шлеме вирт-гоплита, но ничего не ответил. То, что говорил Терапевт походило на правду. Старик подождал возможных возражений, и не дождавшись, продолжил:

— Одна такая «перегонная многоножка» дает на выходе более высокий концентрат аргона-хюлэ, что позволяет нам увеличить срок эксплуатации одного колодца на долгие годы, но этого, как ты можешь догадаться, мало.

— Где пребывает их сознание? — перебил Исмэл, что-то жуткое шевелилось у него в груди.

— Кто знает? — пожал плечами Терапевт. — При такой дозе оно едва ли активно. Это место неслучайно называют Садом — их состояние близко к вегетативному, именно это состояние безмыслия вызывает ни с чем не сравнимое блаженство.

Терапевт замолчал, о чем-то задумавшись. Губы шевельнулись, но он по-стариковски поджал их и качнул головой. Исмэл посмотрел на капсулы. Охватившее его тревожное чувство не прошло, но ответ Терапевта, как ни странно, его успокоил. То, что творил «Генезис» было отвратительно, но к счастью это мало касалось виртов. Все эти сравнения не шли дальше удачных метафор. Вирты были не такими, как эти несчастные, они были активны и деятельны, они были людьми, а не растениями или «многоножками», как их называл Терапевт.