Последние дни Амвелеха (СИ)

— Я не боюсь, — соврал юноша и взял стакан из рук брата. Он никак не мог понять, что в действительности хочет от него Исмэл, какую игру он затеял, но решил ему не уступать. Бросив на Исмэла укоряющий взгляд, Айзек сделал несколько глотков. На этот раз действие напитка не было неожиданным. Он вытер губы ладонью и поставил стакан на стол.

— Боишься, — заметил Исмэл, улыбнувшись. — Но всё же, я прошу тебя довериться мне. Я не враг тебе.

Айзек кивнул и сел обратно за стол, вытянув перед собой руки, пытаясь не показать виду, насколько на самом деле сбит с толку. Детально прорисованные пальцы аватара подрагивали, заметив это, Айзек сцепил их в замок и отвел взгляд. Как настоящие. Слишком настоящие для виртуальной реальности. В своем аватаре «по-умолчанию» никаких настроек он не нашёл.

— Исмэл… Будет гражданская война? Переворот?

Адмирал, сильный, волевой мужчина в белой как снег форме, кивнул. Этот аватар был намного старше реального возраста Исмэла.

— Этого не избежать.

— Но… Как же так? — вопрос Айзека прозвучал беспомощно. — Почему ты не можешь просто обратиться к отцу? Поговорить с ним, объяснить. Мы же семья.

Исмэл горько усмехнулся.

— Айзек, ты сам знаешь, что это невозможно. Наш отец живет прошлым. Он сделал свой выбор и не отступится от него. Если только Господин не укажет ему иной путь.

— Да! — в глазах Айзека вспыхнула надежда. Он совсем не подумал о завете! — Господин, да пребудет с нами Его милость, слава и тайна, — пальцы сами собой переплелись в молитвенном жесте, — укажет ему и всему Амвелеху верный путь. Отец сегодня отправился в Нэóс вопрошать богов о судьбе Амвелеха! Господин ответит ему, я уверен. Пусть раньше Он молчал, но теперь…

Исмэл улыбнулся, и от этой улыбки Айзеку стало не по себе.

— Ты набожен, — заметил Исмэл и не повторил молитвенного жеста. Наоборот, черты его лица стали как будто жестче и непреклоннее. — Но боюсь, не все разделяют религиозности нашего отца. Если Господин поддержит решение Совета и «Генезис», а так оно и будет, виртов это не остановит. Это жестоко, но ты должен знать: если Господин желает смерти Амвелеха, то мы выступим и против Господина.

Айзек задохнулся. Он несколько секунд таращился на брата, едва сдерживаясь, чтобы не коснуться лба — этот жест, как считалось, защищал от зла.

— Это богохульство! — выкрикнул он, но тут же понизил голос, будто их мог кто-то услышать. — Бунт! Измена! Ты представляешь, чем это грозит? Исмэл!

— И чем же, Айзек? Изгнанием? Казнью? Или ты о муках совести и богооставленности? — улыбка Исмэла стала еще более свирепой.

Айзек кивнул с мучительным выражением на лице. Ему казалось, что брат подписывает себе не просто смертный приговор, но согласие на вечную пытку, но Исмэл вдруг рассмеялся.

— Жрецы промыли тебе мозги, Айзек. Воспитали по своему подобию. Могу поспорить, что на затылке у тебя не хватает волос!

Юноша покраснел и отвел взгляд. Он действительно должен был пойти по стопам отца и стать жрецом. Его с самого детства готовили к этому. Как и говорил Исмэл, его затылок был по-жречески выбрит, одежда скромна, а на груди он носил символ принадлежности к жреческой касте — кулон в виде пирамиды с вращающейся вершиной, олицетворявшей Амвелех.

— Священники склонны драматизировать. Считается, что без веры мир рухнет. Человек впадет отчаяние и буйство, не сможет противостоять низменным инстинктам. Ты уже смотришь на меня как на демона пустыни, — Исмэл рассмеялся. — Но разве в этом нельзя усомниться? Почему ты думаешь, что человек не способен решить, что для него благо? Неужели он столь ничтожен и слаб?

Исмэл говорил терпеливо и вкрадчиво, словно объяснял прописные истины несмышленому ребенку. Айзек нахмурился. Ему следовало бежать без оглядки, не допускать разъедающих душу сомнений, но раздражение вызванное обращением брата, желание показать ему, что он не ребенок, каким тот его считает, заставило его выслушать всё до конца. Внутри него шевельнулось нечто — нет, не страх, как раньше, — скорее, оттенок удовольствия, что он имеет смелость пойти наперекор отцу. «Разве не с этого начинается падение?» — подумал Айзек и испугался.

— Ригидная жреческая мораль необходима, чтобы заставить нас повиноваться, вести себя подобающим образом. Что само по себе, конечно, неплохо, но не в данном случае. Амвелех умирает, и всё, что у нас есть, всё, в чем мы действительно можем быть уверены, и чем должны дорожить — это наша жизнь здесь и сейчас. Пророчество о Новом Эдеме очень похоже на сказку, я же предлагаю бессмертие прямо сейчас, во время жизни, научно обоснованное и подтвержденное экспериментами. Это следующий шаг эволюции человечества, Айзек. Думаю, именно этого должен выбрать Господин для своих детей, если он действительно их любит, — жизнь.

Айзек не нашелся, что возразить. Его пугали безбожные слова Исмэла, но он был слишком молод, чтобы принимать смерть как должное, как того требовал от него отец и жреческая догма. Ему очень хотелось верить брату, что Господин выберет для них жизнь «здесь и сейчас», но это слишком напоминало ересь.