Получив эту телеграмму, Дёниц не только взял на себя бремя ответственности, но и сопряженные с новым назначением права, которые предусматривали право принимать или отвергать советы министров прежнего правительства и право самому назначать членов нового правительства. Он решил не назначать министрами людей, навязанных ему телеграммой (ибо он так и не получил, ни тогда, ни позже, полный список министров, указанных в завещании), и не ждать прибытия Бормана для выступления по радио. В половине десятого вечера гамбургское радио предупредило немецкий народ, что сейчас будет передано важное сообщение. Потом, на фоне героических мотивов из вагнеровских опер и медленных пассажей Седьмой симфонии Брукнера, последовало официальное заявление о смерти Гитлера, до конца сражавшегося с большевизмом. В двадцать минут одиннадцатого с обращением к немецкому народу выступил сам Дёниц, объявивший о смерти Гитлера и о своем назначении. Фюрер, сказал гроссадмирал, пал «сегодня днем»; он умер, «сражаясь впереди верных ему войск». Оба этих высказывания ложны, ибо Гитлер умер «вчера», а не «сегодня», а так как Дёница не информировали о том, как именно умер Гитлер, то заявление нового фюрера было чистой воды спекуляцией. Первая неточность была, вероятно, просто ошибкой; вторая – скорее всего, преднамеренной. Если бы Дёниц знал и сказал, что Гитлер покончил с собой, то как отреагировали бы войска на такую новость? Не почувствовали бы солдаты и офицеры, что фюрер предал их, бросив свой пост, освободив их своим дезертирством от клятвы верности? Во всяком случае, именно такой была реакция Коллера и Йодля 22 апреля, когда Гитлер объявил о своем намерении свести счеты с жизнью, как и реакция генерала Вейдлинга. Вейдлинг, как обычно, прибыл в бункер, где ему сказали, что «фюрер совершил харакири»; после этого Вейдлинг вернулся на свой командный пункт и освободил своих подчиненных от клятвы верности Гитлеру. Как новый фюрер, который считал клятву, данную его предшественнику, по-прежнему действительной[238], Дёниц не мог допустить такое развитие событий. Если он собирался вести успешные переговоры о сепаратном мире с Западом, то ему нужна была надежная поддержка армии, укрепившая бы его позиции на таких переговорах. Именно поэтому, не зная реальных обстоятельств смерти Гитлера, он ни минуты не сомневался в том, что самым разумным будет сказать, что фюрер пал славной смертью солдата.