Поэтому, несмотря на то что в этой книге изложены только строго проверенные факты, я могу лишь с большой опаской пророчить успех первоначального ее замысла. Очень многие видели Нерона мертвым, но в течение всего лишь года после его смерти возникло сразу несколько Лже-Неронов, и люди верили в их подлинность. В нашей собственной истории многих принцев убивали в Тауэре, но потом находились люди, которым было удобно объявлять о том, что они уцелели и выжили. Отвлечемся от этих обескураживающих примеров и обратимся к истории греческого философа Эмпедокла, который, чтобы сохранить свою репутацию, тайно бросился в кратер Этны, уверенный в том, что покинутые им сограждане решат, что он вознесся на небо, вспомнив его проницательное пророчество. Но граждане Гиргента не пришли к желаемому выводу. Они нашли у края кратера выброшенную вулканом сандалию пророка, и это удовлетворило их любопытство без обращения к чудесам. Такая аналогия может вселить в нас надежду, что не все потеряно; но к этому надо добавить, что сицилийские греки с детства обучались критическому мышлению и имели очень высокий уровень жизни; немцы же очень долго были лишены первого и едва ли в ближайшем будущем достигнут второго.
Тем не менее я убежден, что приведенные в этой книге факты принадлежат к категории неоспоримого минимума, каковой необходимо будет принять в расчет при фабрикации даже самого экстравагантного мифа. Нацизм может возродиться; древняя пена вздора нибелунгов, дыхание которого отравило немецкое политическое мышление задолго до появления Гитлера, может найти новый выход; может появиться новая партия, взывающая к мифу Гитлера. Если и так, то это будет миф о мертвом, а не живом Гитлере. Возможно, это слишком слабое утешение, но это самое большее, что может дать истина. Помешать возрождению политического мифа – задача не исторического исследования, а практической политики.
Оставив, таким образом, в стороне неразрешимую задачу обуздания будущего, мы можем подумать, какие уроки нам следует извлечь из этой поразительной и страшной главы новейшей истории. Некоторые из этих уроков стали очевидными по ходу данного повествования, но в эпилоге, как мне кажется, имеет смысл свести их воедино и подытожить. Думаю, ни один человек, читая этот рассказ о жизни в обезьяннике, не мог не задать себе по меньшей мере двух вопросов, ответа на которые он ждал от этой книги: во-первых, как эти обезьяны смогли захватить и удержать власть и, во-вторых, как им удалось едва не выиграть войну? Первый из этих вопросов заставит нас проанализировать природу диктаторской власти.
Томас Карлейль считал, что власть безусловно нужно доверять великим людям, героям, самим устанавливающим себе законы, людям, которые не несут ответственности перед учреждениями и предрассудками заурядных людей. Если нации посчастливится вырастить и воспитать великого человека, полагал Карлейль, она не должна стремиться ограничить его величие, она должна быть счастлива следовать его предначертаниям. Это учение отдавалось сладкой музыкой в ушах немцев в период поражения и обреченности, когда немцы разочаровались в политических институтах и в своей способности ими пользоваться. Это было вполне приемлемо для Гитлера, который с эгоистическим удовольствием слушал в берлинском бункере отрывки из «Истории Фридриха Великого» Томаса Карлейля. Гитлер вслед за Карлейлем верил в «историческое величие», которое для него было важнее, чем счастье или само выживание народа; и он искренне считал себя великим человеком, в чем, без сомнения, не ошибался, ибо абсурдно было бы предполагать, что заурядный человек мог так чудовищно потрясти мир. Немцы воспринимали его как мессию, которого они давно ждали, и в час его успеха принесли ему в жертву политические институты, ибо верили не в них, а в этого человека.
Таким образом, теория Карлейля, которую так наглядно иллюстрирует история нацизма, зиждется на двух допущениях сомнительной достоверности: во-первых, на том, что «величие», как и любая другая столь же абстрактная концепция, является желательным; во-вторых, на том, что человеческий характер неизменен, ибо великому человеку можно доверить абсолютную власть только в том случае, если его качества все время остаются «великими». Противоположный взгляд на эту проблему был высказан лордом Актоном в его известном афоризме: «Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно». Эта теория исходит из того, что власть не просто является действенным выражением фиксированного характера; она влияет на обладающий ею характер и изменяет его. История нацизма позволяет утверждать, что теория Актона верна.