Яннис уже не мог сдерживать слёз и с упрёком бросил генуэзцу:
- Почему ты оставляешь нас туркам? Почему? Ты столько сделал, а теперь бросаешь дело?
- Это дело безнадёжное, - тихо ответил Юстинианис. - Стены падают под напором врага, а я уже не могу это остановить.
- Но ты мог бы остаться! - возразил Яннис, и теперь слёзы высохли, а кулаки непроизвольно сжались. - Тогда твои люди тоже остались бы и... А вдруг мы бы выстояли?
- Я не могу обречь своих людей на ту же участь, которая постигла меня, - ответил генуэзец. - Я не заставлю их умирать за безнадёжное дело. Надеюсь, моя смерть искупит мои грехи. Но мои люди вовсе не так грешны перед Богом, как я, и им умирать незачем. Это нужно только мне.
Яннису вдруг вспомнился давний разговор с Яковом. Яков тогда пересказывал слова своего отца: "Юстинианис наверняка совершил много грехов и решил их искупить на войне с турками", но Яннису даже теперь в это верить не хотелось. Какие грехи? Юстинианис - ангел, посланный Богом для защиты Города, а у ангелов не может быть грехов! Конечно, Юстинианис прожил уже довольно долгую жизнь и много воевал, а на войне случается всякое, но такой человек просто не мог поступать неправильно. Наверняка он был совсем не виноват в том, в чём считал себя виновным! Но сейчас не было времени убеждать Юстинианиса в этом. Яннис не мог убедить генуэзца даже в том, что рана может быть не смертельной.
- Ты не можешь точно знать, что умрёшь! Тебя даже лекарь не осмотрел! - продолжал возражать Яннис.
Собеседник опять не спорил, а лишь глянул вверх, на небо, но через несколько мгновений снова вернулся к мирскому:
- Джованни, я не могу спасти Город, но могу спасти тебя. Если ты пойдёшь со мной на корабль, то я обещаю тебе, что ты не погибнешь и не попадёшь в плен.
Яннис хотел согласиться, пусть даже светлый образ Юстинианиса немного померк в его глазах, но затем вспомнились отец, мать и другие родные, которых пришлось покинуть вчера, ничего им не сказав. Яннис рассчитывал, что встретится с ними сегодня, но если уйти на корабль, то подать весть о себе получится очень нескоро. "Они решат, что я умер", - подумал мальчик.
- Ты должен решить сейчас, - поторопил генуэзец. - Времени нет.
- Но как же тогда отец, мать, моя сестра и... и Анна? - с сомнением произнёс Яннис. - Мы можем взять их с собой?
- Где они теперь? - спросил Юстинианис.
- Отец - не знаю. А остальные - наверное, дома. Или в церкви. Точно не знаю.
- Ты не успеешь их найти.
- Тогда я не пойду на корабль, - решительно сказал Яннис. - Я останусь в Городе и найду их.
- Я бы так же поступил на твоём месте, - вздохнул генуэзец. - Прости меня за то, что не могу спасти Город. Прости за то, что не могу спасти твою семью. Я бы хотел. Я за этим к вам и прибыл, но, как оказалось, не могу.
Яннис снова почувствовал, что плачет. Теперь он готов был всё простить и был бы бесконечно рад, если бы Юстинианис обманулся в своих предчувствиях и не умер. Казалось, если Город захватят, это не так уж страшно. Пусть этот человек выздоровеет, а затем снова приплывёт на своих кораблях и отвоюет Город обратно. Он смог бы! Обязательно смог бы! Слова застряли в горле, поэтому Яннис снова взял собеседника за руку, и на этот раз она не показалась совсем безжизненной, потому что ответила лёгким пожатием.
- Знаешь, - сказал генуэзец, - мне было чуть больше лет, чем тебе, когда я отправился в свой первый поход. Возможно, тебя ждёт большое будущее, и твоя жизнь только начинается. Ты хороший мальчик, Джованни. Прощай.
Сбылся сон того ребёнка, которого Яннис видел вчера утром: ангел покинул свой пост. А ночная тень, кто бы она ни была, победила.
Часть III
Счастливая звезда Заганоса-паши
В иссиня-чёрном небе виднелся серпик нарастающей луны. Турецкая столица* давно погрузилась в сон, огни в окнах погасли, двери и ставни закрылись. Но одна из улиц, примыкавших к базарной площади, могла показаться весьма оживлённой для такого позднего часа.
_____________
* В тот период столицей был город Эдирне.
_____________
Окна чайханы, расположенной ближе к середине улицы, продолжали светиться. В щель закрытых двустворчатых дверей тоже пробивался свет. Изнутри доносился гомон и музыка, а иногда двери всё же открывались, и наружу выходило двое или даже несколько человек, чтобы постоять в тишине, освежить голову ночной прохладой, а затем снова скрыться внутри заведения.
Эти люди, переговариваясь меж собой, с любопытством поглядывали на небольшие крытые носилки, стоявшие чуть в отдалении на противоположной стороне улицы и окружённые многочисленной охраной. Неподвижные охранники с суровыми лицами все были одеты в одинаковый дорогой металлический доспех, одним своим видом показывая, что носилки принадлежат важной особе. Но кому? И почему эта важная особа решила отправиться на прогулку не верхом, как обычно делали придворные, а в носилках? Может, это был вовсе не мужчина, а женщина? Но что достойной женщине делать ночью на улице?