Последние дни Константинополя. Ромеи и турки

- Но... - Иоанн указал рукой на север, - там турки! Они проникли на стену возле Малого Влахернского дворца. Они подняли зелёное знамя. Миноттос не смог их прогнать. Он позвал других венецианцев, которые были рядом. Трёх братьев, которые охраняли часть стены у моря...

- Братьев Боккиарди? - спросил Тодорис.

Сын Сфрандзиса на мгновение задумался:

- Да, - и продолжал: - Они явились со многими своими людьми, на конях, хорошо вооружённые, но тоже ничего не смогли сделать. Только Юстинанис может помочь, а он... - Мальчик оглянулся и молча наблюдал, как генуэзцы укладывают своего командира на носилки, только что сделанные из нескольких копий и нескольких плащей.

- Иди с ним за стену, - сказал Тодорис, ободряюще похлопав Иоанна по плечу. - Помощи не будет. Либо венецианцы справятся сами, либо нет.

- Может быть, сказать василевсу? - предложил мальчик.

- Не надо. - Тодорис покачал головой. - Василевса эта новость огорчит, а помочь он ничем не сможет. У него нет лишних людей.

Иоанн как будто не верил, но спорить не решился. Послушно встал рядом с носилками Джустиниани, пристально глядя в его лицо, будто ожидая, что тот выйдет из забытья.

Как видно, генуэзец почувствовал, когда его подняли над землёй и понесли. Он открыл глаза и произнёс:

- Джованни? Что ты здесь делаешь?

Иоанн торопливо рассказал ему то же самое, что несколько минут назад рассказывал Тодорису, а Тодорис, глядя на это, мысленно вопрошал: "Зачем? Своей новостью ты надеешься заставить его встать?"

Тем временем пришли генуэзцы с ключами от ворот. Джустиниани жестом подозвал одного из двоих, велел склониться и что-то прошептал на ухо. Лицо подчинённого осталось невозмутимым, но он тут же взобрался на баррикаду, где по-прежнему сражались другие генуэзцы, и начал передавать каждому пятому некий приказ, а те в свою очередь передавали его остальным своим товарищам.

Приказ, который передаётся шёпотом или вполголоса, мог быть только один: "По сигналу отходим". Никто пока не покидал позиций, но Тодорис ясно видел, как менялось поведение людей. Они ждали, пока носилки доберутся до Пятых военных ворот и ворота окажутся открыты. Если Джустиниани, получив рану, ещё раздумывал, отзывать ли своих людей со стен, то после того, что услышал от Иоанна, решил окончательно.

"Городу уже не помочь, но я ещё могу спастись сам", - сказал себе Тодорис.

* * *

Яннис брёл рядом с носилками и едва сдерживал слёзы. Юстинианис, такой сильный и несокрушимый, теперь был так слаб, что даже не мог идти. Как так могло случиться? Это могло случиться с кем угодно, но только не с Юстинианисом. Этот человек был как святой Георгий в сияющих доспехах или как ангел из небесного воинства. Им ничего не страшно, потому что силу им даёт Бог. Но Он же и отбирает. Бог прислал Юстинианиса на помощь Городу. А теперь решил забрать обратно? Почему? Чем Город так сильно прогневал Бога?

Мальчик слышал, как Юстинианис отдал одному из своих людей некий приказ, но генуэзцы говорили на своём языке, а Яннис хоть и успел выучить множество слов, понимал далеко не всё. Мальчику хотелось попросить разъяснений, но предводитель генуэзцев был так слаб, что, конечно, не следовало отнимать у него последние силы расспросами.

Яннис взял генуэзца за руку и сжал, будто хотел поделиться с ним своей силой:

- Всё будет хорошо. Тебе станет лучше через несколько дней.

- Не станет, - покачал головой Юстинианис.

- Станет, - нарочито уверенно произнёс Яннис. - В прошлый раз тебя ранили, а ты следующим утром ходил по стене, как если бы ничего не случилось. Ты очень сильный. Ты выздоровеешь.

- Нет, - генуэзец снова покачал головой. - За много лет я бывал ранен не единожды. Я знаю, как это ощущается. Теперь всё не так. Я умираю.

- Ты не должен так говорить! - воскликнул Яннис. - Потому что ты не можешь знать!

Юстинианис ничего не ответил и принялся смотреть куда-то вверх, на утренние небеса. У него было такое отрешённое лицо, как будто он уже почти там, поэтому Яннис невольно отпустил руку, которую только что сжимал. Он хотел пристроить её на краю носилок, но та соскользнула и теперь безвольно свисала, почти касаясь земли.

Оставшийся до ворот путь прошёл в молчании. Затем ворота открылись, за ними показался лагерь. Юстинианиса понесли к его палатке, навстречу уже бежал его личный врач.

Яннис хотел послушать, что этот лекарь скажет после осмотра, но невольно обратил внимание, что мимо бегут десятки и десятки латников, которые спешно сворачивают лагерь. Вернее, они просто забегали в палатки, а через несколько минут выбирались с мешком. Если полог над входом был поднят, то позволял увидеть, как воины собирают в мешок самое необходимое, а всё прочее оставляют.

Это было красноречивее слов. Юстинианис покинул место битвы, и его люди тоже не остались. Сейчас они спешно собирали вещи и строились на дороге, ведущей на север, к портам, где по-прежнему стояли два больших корабля, на которых генуэзцы приплыли.

Лекарь хотел снять с Юстинианиса кирасу и осмотреть рану, но предводитель генуэзцев остановил, произнеся что-то вроде:

- Нет времени. Займёшься этим на корабле.