Последние дни наших отцов

– Я не буду вас пытать, Поль-Эмиль. Даже пробовать не стану, у меня нет на это ни времени, ни сил. Но если вы заговорите, я не трону вашего отца. Ведь ваш отец живет здесь, на втором этаже, верно? Славный старичок, очень милый, вы еще ему писали красивые открытки. Если вы заговорите, он меня не увидит, и никого не увидит. Будет спокойно жить своей жизнью. Без всяких проблем. Никаких проблем, никогда, слышите? И если ему что-то понадобится, любая мелочь, лампочка перегорит, я сделаю так, чтобы ему ее поменяли.

Кунцер замолчал, надолго. У Пэла перехватило дыхание. Что он наделал, господи, зачем пришел сюда? Немец заговорил снова:

– Но если вы будете молчать, дорогой Поль-Эмиль, если станете запираться, клянусь жизнью, я приду за вашим отцом, за вашим милым папочкой. Клянусь, он у меня будет терпеть самые страшные муки, какие только может вынести человек, целыми днями, неделями. Я нашлю на него огонь и всех чертей ада, напущу на него гестапо и самых жестоких палачей, а потом отправлю в Польшу, в лагерь, и он будет медленно, тяжко умирать от холода, голода и побоев. Клянусь жизнью: если вы не заговорите, ваш отец вообще перестанет быть человеком. Он даже тенью не будет. Он превратится в ничто.

Пэл дрожал от ужаса. Ноги у него подкашивались. Его чуть не вырвало, он сдержался. Только не отца. Пусть ломают его, но только не отца. Что угодно, только не отца.

– Да. Да… Я английский агент.

Кунцер кивнул.

– Это мне и так известно. Еще я знаю, что в Париже вы не один. Здесь. Сейчас. Знаю, что готовится крупная операция: ищут людей и пластит, да?

На лице его промелькнула улыбка, потом он снова посерьезнел.

– Я хочу знать, Поль-Эмиль, где остальные агенты. Только ответ на этот вопрос может спасти вашего отца.

– Я один. Я приехал один. Клянусь.

– Лжете, – спокойно произнес Кунцер, немедленно влепив ему увесистую пощечину.

Пэл вскрикнул, и Кунцер вздрогнул от отвращения – право, он не любил бить.

– Вы лжете, Поль-Эмиль, а у меня нет на это времени. Вы и так наделали слишком много зла. Я должен вас остановить. Говорите, где остальные.

Пэл всхлипнул. Ему хотелось к отцу. Но с отцом покончено. Он хотел спасти всех, а теперь должен решать судьбу Фарона, Лоры и отца. Сказать, кто будет жить, а кто умрет. Не будет никакой Женевы, не будет никакой Америки.

– У меня мало времени, Поль-Эмиль… – нетерпеливо произнес Кунцер.

– Мне надо подумать…

– Знаю я эти штучки. Ни у кого нет времени. Ни у вас, ни у нас. Ни у кого.

– Берите меня, отправляйте в свои лагеря. Рвите меня, как бумагу!

– Нет-нет. Не вас, вашего отца. Его будут пытать, пока у него не иссякнут слезы. Пока не иссякнут слезы, слышите? А потом лагеря в Польше, до самой смерти.

– Умоляю, возьмите меня! Берите меня!

– Вас я заберу так или иначе, Поль-Эмиль. Но вы можете спасти отца. Если вы заговорите, с ним не случится ничего плохого. Никогда. Его судьба в ваших руках. Он дал вам жизнь. Вы его должник. Дайте ему жизнь, а не смерть. Пожалуйста.

Пэл плакал.

– Выбирайте! Выбирайте, Поль-Эмиль!

Пэл молчал.

– Выбирайте! Выбирайте!

Кунцер бил его по лицу.

– Выбирайте! Выбирайте!

Пэл не отвечал, и Кунцер продолжал бить, как зверь. Он был зверем. Они сделали из него животное. Он бил изо всех сил, ладонями, кулаками. Пэл, скорчившись, вскрикивал. И Кунцер бил снова: видел словно со стороны, как бьет этого мальчишку.

– Выбирайте! Выбирайте! Последний шанс! Выберите спасение отца, ради Бога! Спасите того, кто дал вам жизнь! Последний шанс! Последний шанс!

И снова удары. Еще сильнее.

– Выбирайте! Выбирайте!

Пэл кричал. “Что делать? Господи, если ты существуешь, направь меня”, – думал Сын, истекая кровью, под градом ударов.

– Выбирайте! Последний шанс! Последний шанс, слышите?

– Я выбираю отца! – в слезах вскричал Пэл. – Отца!

Удары прекратились.

– Поклянитесь! – в отчаянии взмолился Пэл. – Поклянитесь защитить отца. Клянитесь, черт возьми! Клянитесь!

– Клянусь вам, Поль-Эмиль. Разумеется, если ваши сведения точны.

Пэл рухнул на влажный пол. Оцепеневший. С окровавленным лицом.

– Они точны. Третий округ. Там конспиративная квартира.

Кунцер помог Сыну подняться. Протянул ему блокнот и карандаш. Голос у него потеплел:

– Адрес. Пишите адрес.

Сын покорно написал.

– Ваш отец будет жить, – шепнул ему на ухо Кунцер. – У вас хватило сыновнего мужества. Вы хороший сын. Храни вас Бог.

Двое агентов бесцеремонно схватили Пэла, надели на него наручники и увели. В машине, по дороге в “Лютецию”, он, прислонившись головой к стеклу, надеялся только на одно: до самого конца войны Букмастер при каждом удобном случае будет писать отцу:

Дорогой месье, не волнуйтесь. Хорошие новости.

До конца войны. И всегда.

Он думал о том, что неотступно преследовало его: главная опасность для людей – это люди. Это он. И плакал, выплакивал все свои слезы. Он снова был ребенком.

* * *

Половина двенадцатого. Абвер уже оцепил дом в третьем округе. Люди были на всех этажах. Немецкие агенты кувалдой вышибли дверь конспиративной квартиры. Внутри были Фарон и Лора.

* * *