Последние дни наших отцов

Был январь, но с равным успехом мог быть и февраль, и апрель, и август – это уже не имело значения. На Новый год он ранним утром спустился в Птичий салон, где находился коммутатор; проходя мимо 109-го одноместного номера, где останавливался Канарис, бывая в Париже, коснулся руками двери и наспех помолился за обожаемого командира. Его скоро свергнут, он не сомневался. У коммутатора попросил телефонистку передать адмиралу сообщение: он почтительно шлет ему самые добрые пожелания по случаю дня рождения. Канарису исполнилось пятьдесят семь. В абвере его называли стариком, потому что он поседел уже очень давно. Кунцер посылал весточку, чтобы выразить свою симпатию. Потому что знал – год будет тяжелый. Возможно, самый тяжелый.

Он был подавлен. Скучал по Кате. Бродил по гостиным, по столовым. Ему надо было выговориться. И не найдя собеседника, даже этого грязного проныру Пса, он шел в бывшее почтовое отделение, ставшее комнатой отдыха охранников, и разглагольствовал перед ними. Об уходящем времени, об их последнем обеде, о чем угодно, лишь бы не сказать того, что хотелось сказать, лишь бы не сделать того, что хотелось сделать. Ему хотелось прижать этих часовых к груди и выплеснуть на них в крике свое смятение: “Братья-немцы, что с нами будет?”. А если порой он находил в себе силы на цинизм, то говорил себе: “Вернер Кунцер, ты в последний раз связываешься со спецслужбами, ты последний раз идешь на войну”.

48

В том же январе Бейкер-стрит выпустила новые инструкции. Никто еще не знал, что это будет их последнее задание во Франции.

Дени-канадец, так и не присоединившийся к их группе, ненадолго заезжал в Лондон; теперь он сидел в транзитном доме и ждал возвращения в ячейку на Северо-Востоке.

Клод скоро отправится на Юг, в партизанский отряд.

Толстяка в начале февраля сбросят с парашютом на Севере. Ему предстояло работать в ячейке черной пропаганды, задачей которой было сбить немцев с толку и убедить их, что союзники скоро высадятся в Норвегии.

Кея включили в союзническую группу, Риара тоже. Оба готовились перед отправкой на задание пройти специальное обучение в Мидлендсе.

Доффа, который порой проводил вечера в Блумсбери, вычислило гестапо – в Бордо, в ноябре. Ему удалось скрыться и вернуться в Англию целым и невредимым. Служба безопасности УСО решила не посылать его больше во Францию; в начале месяца его отправили в Отдел контрразведки УСО. Контрразведка в это время действовала как никогда активно. Нужно было помешать вражеским шпионам узнать тайну высадки, в том числе распространяя ложную информацию через задержанных в Великобритании агентов абвера. Их заставляли поддерживать связь с Берлином. Таким образом УСО заваливало абвер сообщениями, которые само диктовало пленным шпионам. Прием был хорош, но, если к нему прибегали англичане, значит, немцы действовали так же, в этом сомневаться не приходилось.

Лора наконец решилась известить Портман-сквер о своей беременности, а потом собрала вечером своих боевых товарищей в гостиной в Блумсбери. “Я беременна от Пэла”, – сказала она со слезами на глазах. Станислас, Кей, Риар, Дофф, Клод и Толстяк чуть не задушили ее в объятиях – Сын воскрес! Толстяк, страшно гордый, что уже знает эту новость, рассказывал всем, как ему удалось держать язык за зубами.

Растроганные агенты принялись строить планы: кто научит ребенка читать, кто ловить рыбу, играть в шахматы, стрелять и обращаться со взрывчаткой. Ближе к ночи Лора зашла в комнату к Кею. Тот занимался гимнастикой.

– Я немножко боялась, не знала, как вы отреагируете, – призналась она.

Он встал, натянул рубашку на обнаженный торс и накачанные мускулы.

– Почему?

– Потому что Пэл умер.

– Но это значит, что немцы его не победили. В этом весь Пэл – никогда не сдаваться. Ты его так любила…

– Я и сейчас его люблю.

Кей улыбнулся:

– Его ребенок значит, что вы никогда не расстанетесь. Даже если однажды ты встретишь кого-то еще…

– Никого еще не будет никогда, – сухо оборвала она.

– Я сказал “однажды”. Ты молода, Лора. Любить можно не один раз, но иначе.

– Не верю.

Кей обнял ее, чтобы подбодрить и прекратить ненужный разговор.

– А что твои родители?

– Я им еще не говорила.

Кей перевел взгляд на живот Лоры: если не знать, то ничего и не видно.

– Я еще не готова им сказать, – добавила она.

Кей понимающе кивнул.

* * *

Администрация УСО направила Лору в “Нортумберленд-хаус” на психиатрическое освидетельствование, чисто формальное в свете последних событий. Ее предполагалось устроить на Бейкер-стрит. Войдя в нужный кабинет, она невольно улыбнулась. Перед ней сидел человек, который ее завербовал, – доктор Каллан.

Он узнал ее сразу: имя он, как всегда, забыл, но прекрасно помнил эту милую юную женщину. Она стала еще красивее.

– Лора, – представилась она, избавив его от необходимости спрашивать, как ее зовут.

– Ах вот как…

– Столько времени прошло. Я теперь в звании лейтенанта.

Каллан посмотрел на нее с уважением, усадил и быстро проглядел какую-то бумагу на столе.

– Освидетельствование?

– Да.

– Что случилось?