Последние дни Российской империи. Том 1

Эта неудача не остановила Симановича долбить дальше ту самую скалу, а я думаю, что и после новой неудачи он со своим еврейским упорством будет долбить её и дальше[28]. По его наущению Распутин должен был убедить царя ввести в России конституцию, надеясь этим путём добиться равноправия евреев через парламент. Царь отказал и в этом. Распутин, потерявший уже охоту к этим проискам своего секретаря, был принуждён им и дальше воздействовать на царицу и на Вырубову. Старец должен был запугивать царицу и её придворную даму призраком революции в том случае, если царь не согласится с конституционной формой правления. Можете себе представить, господа, объем заговора тёмных сил и беззащитность наших высших авторитетов власти, оставленных почти без охраны. Крещёные и некрещёные евреи включились в заговор, разузнали через Распутина все тайны взаимоотношений между людьми, близкими ко Двору, взвесили их слабости, их ошибки и сделали их рычагами своей дьявольской машины, шантажа и подкупа. Для большинства наблюдателей со стороны и даже из непосредственной близости «тёмной силой», стоявшей за троном, был Распутин. Настоящей же тёмной силы, скрывавшейся за ним, никто не видел. Отдельным, редким людям[29], различавшим за действиями Распутина усилия круга из представителей тёмных международных сил, никто не верил и не верит, а если они пытались что-нибудь предпринять, им угрожали заговорщики даже смертью. Рассказывая вам тут всё это с полной откровенностью, я не знаю, что каждый из вас думает про себя обо мне. Кто-либо из вас может подумать, что я, раскрывая подобные тайны, совершаю преступление против царя, как человека и государя, что умаляю этим его достоинство и высоту. Я слишком привержен и слишком хорошо осведомлен о жизни августейшей семьи, чтобы мог допустить нечто подобное. Я утверждаю, что государь в данный момент стоит совершенно одиноким борцом за благо России и народа, что он один несёт на своих плечах, как тяжкий крест, непосильные заботы и тяготы войны против внешних врагов и находит в себе ещё силу и мужество отражать атаки врагов внутренних, то есть тёмных сил, к которым подключились уже многие из интеллигенции. Только тот, кто обладает достаточной силой воображения, может поставить себя на место нашего царя и лишь тогда оценить его силу, решимость и готовность к жертве за Россию. По благости своего нрава и вследствие своих христианских взглядов на жизнь, он не хочет и не может стать ни Петром Великим, ни Иваном Грозным, и в этом, пожалуй, будут обвинять его потомки. Будут ли они правы при этом, я не думаю, так как этот его нрав и наклонность к христианской мысли суть главнейшие и величайшие аргументы нашего российского будущего. Вот это пока всё, что известно мне в распутинском вопросе до сегодняшнего дня.

Пётр Николаевич Краснов От Двуглавого Орла к красному знамени

Вместо предисловия

Если бы кто-нибудь нарочно захотел собрать людей, столь различных по положению, профессиям, понятиям, национальности, даже по цвету кожи, и посадить их всех вместе в помещении, равном двум квадратным саженям, то вряд ли бы ему это удалось так, как сделал это случай зимой 1918 года на одной из маленьких станций на юге России.

Это было тогда, когда одуревшая, помешавшаяся Российская армия вдруг побросала позиции и кинулась куда глаза глядят — домой, не разбирая ни эшелонов, ни направлений, когда начался по всем большим городам кровавый террор и когда казалось, что только на юге можно найти спасение и сколько-нибудь сносную жизнь. На одной из больших узловых станций юга России вдруг застряла компания людей, стремившихся попасть на скором поезде в Ростов. Билеты им в Москве продали, но предупредили, что поезд может и не дойти. Донские казаки и их атаман Каледин, как его называли, не признали советской власти и идут на Москву. Где-то идут переговоры, и это может помешать движению поезда.

Действительно, поезд докатил до Воронежа, но потом вдруг повернул обратно, дошёл до узловой станции, здесь остановился, и пассажирам было заявлено, что он дальше не пойдёт. Новая толпа жаждущих попасть в Москву навалилась на поезд, и пассажиры из Пульмановского международного вагона очутились сначала на грязной, заплёванной шелухой от семечек и страшно загаженной станции среди громадного людского стада солдат, ожидавших движения на юг, а потом в товарном вагоне.

Были среди пассажиров люди значительной энергии, они пошептались между собой, поговорили, сложились и за триста рублей — шестнадцать буржуев получили в полное своё распоряжение товарный и довольно чистый, правда холодный, вагон, в котором и предполагали не без некоторого удобства, на своих вещах и увязках, а главное в своей компании, доехать до места назначения.