Последние дни. Том 1

Она поежилась.

– Уверена в этом. Но как раз в тот момент разразилось большое землетрясение, и, наверно, копы решили, что его голову размозжило падающими кирпичами. В газетах потом не было ни слова об убитом молодом человеке. Я добежала до своей машины, а потом потратила два часа, чтобы проехать десять миль до дома. Никто из соседей в моем многоквартирном доме – в том, что от него осталось, – не обратил внимания на то, что я была вымазана кровью: в тот день окровавленные люди попадались то и дело.

– Помню…

Тот толчок несильно встряхнул францисканские сланцы гор Сан-Бруно, и в подвалах винодельни «Пейс» упала и взорвалась лишь пара бочек, заливших каменный пол подвала сотнями галлонов похожего на артериальную кровь молодого «зинфанделя», которое Кокрену потом предстояло вычерпывать и вытирать, но в тот день он и еще двое работников винодельни сразу же выбрались на одном из пикапов винодельни на 280-е шоссе и обнаружили, что оно перегорожено брошенными автомобилями, порой стоявшими даже поперек движения; в расположенном неподалеку городишке-некрополе Колме оползнем засыпало одно из бесчисленных кладбищ, и множество мужчин и женщин стояли в отупении на усыпанных битым стеклом тротуарах, многие были в окровавленных одеждах и с пропитанными кровью повязками на головах. Машин «Скорой помощи» было очень мало; они еле ползли, и Кокрен довез нескольких раненых до местной больницы в крытом кузове своего грузовичка. Гостья из Франции, юная мадемуазель Нина Жестен Леон, поневоле застряла на винодельне, и они, как он запомнил, за поздним унылым обедом выпили невесть сколько бутылок «зинфанделя» позднего сбора шестьдесят восьмого года, из Риджа и Майякамаса; ночь, казалось, требовала резкого красного вина с неправдоподобно высоким содержанием натурального алкоголя и настолько острым – как у чайного листа – таниновым привкусом; Кокрен еще подумал, что виноделы, вероятно, оставили выжимку в перебродившей мезге.

– Когда той ночью я отправился спать, моя одежда была залита кровью и вином, – сказал он сейчас.

– Коди больше по части водки, – ответила Дженис и, откинувшись на стенку, пропела: – «Если девчонка любит водчонку…»

– Это мелодия старинной рекламы шампуня «Гало», – сказал Кокрен. – Ты ведь не застала то время, правда? Даже я не помню толком этой песенки.

– Не geber мне zeitgeber, – огрызнулась она и посмотрела на соседей. Несчастный старичок Регеши в десяти шагах от них ел свое мороженое руками. Затем чуть слышно она сказала: – Нам нужно бежать отсюда.

– Думаю, что лучше будет освободиться отсюда, – энергично возразил Кокрен. – Думаю, что нам это удастся. У меня есть адвокат в округе Сан-Матео…

– Который ничего не сможет сделать до завтрашнего утра, так? А завтра утром Арментроут намерен устроить мне еще один сеанс шокотерапии – это точно, мне велели не есть ничего после десяти вечера. Он сказал, что выбрал меня, Дженис, в качестве доминантной личности в этой тесной голове, а Коди он собирается… вывести, как бородавку.

Кокрен открыл рот, не зная, что сказать, и в конце концов выговорил:

– Она тебе нравится?

– Коди? Нет. Она… она сука; извини за выражение, но иного слова не подберешь. Она считает, что я свихнулась, потому… в общем, ты ей совершенно не нравишься. А в ее россказни о том, что она работает по ночам где-то в охране, я совершенно не верю – я думаю, что она воровка.

– Ну… надеюсь, что нет. Но если она тебе не нравится, то почему бы не позволить Арментроуту это сделать?… – Он почувствовал, что его щеки краснеют. – Я имею в виду, он же доктор, а тебе определенно не нужно…

– Костыль, она же реальная личность, точно такая же, как и я сама. Пусть я и не люблю ее, но не могу же я отвернуться и позволить, чтобы убили еще иее. – Она плотно сжала губы и нахмурилась. – Потому что это будет смертная казнь для нее – без суда и следствия, без присяжных и тому подобного. Ты понимаешь, о чем я?

Кокрен сомневался, что Коди более реальна, чем пресловутый товарищ по играм, которого выдумывает себе ребенок, и, уж конечно, не настолько реальна, как Дженис, но попытался оправдаться.

– Понимаю твою логику, – сказал он, тщательно подбирая слова, но тут же добавил, набравшись решимости: – Мне самому стыдно, что я сейчас сказал: пусть Арментроут… Мне больно даже подумать, что над тобой снова будут издеваться.

– Я уверена: он что-то и для тебя готовит, – продолжала она. – Ты, я и Лонг-Джон Бич… Он ни за что не упустит такие «деликатесы».

Кокрен все еще надеялся, что ему удастся отыскать какой-нибудь рациональный выход из положения.

– Мой адвокат…