– Можно подумать, что вы от чего-то убегаете, – произнес вдруг Киш.
Майя не подняла головы. Она слышала эти слова не один раз, и прежде всего они означали: а я не убегаю, у меня все как надо, я чист. Или: а я тебя поймаю.
Что может быть хуже этих оседлых ленивых племен, которые время от времени снимаются с места, подменяя путешествие туризмом, которые волокут за собой дом, вросший в их тела и мозги, символически свернутый до размера багажа: всех этих косметичек с необходимыми кремами, ватными шариками, таблетками и свечками; блокнотов с адресами других домов, заполненных цифрами, знаками, адресами; кредитных карточек – пластиковых якорей, вроде бы неприметных, но на самом деле хищных и опасных. Сначала точные часы искромсали время на маленькие безжалостные кусочки, а теперь кредитки в тиши банков рассекают жизнь на аккуратные отрезки и оценивают минуты по условленному тарифу. Мы оплачиваем бесконечный абонемент: все имеет цену – и пробуждение, и засыпание тоже, и действие и бездействие, начало и конец, любовь и одиночество. Приходится покупать билеты на участие в собственной жизни. Сперва продают авторские права, а дальше изволь пóтом и кровью выкупать право на каждый день.
Эти люди – лишь случайные путники, что передвигаются по прямой между двумя точками. Они цепляются за сушу, каждая стоянка для них – пусть мгновенное, но завладевание клочком земли: они обустраивают его – вот хоть развешивая в гостиничном шкафу одежду и расставляя на полочке в ванной зубные щетки. Их путешествие – видимость, потому что направлено к заранее намеченной цели; они или ищут общества других людей, или тянутся к вещам. Наносят визиты или осматривают достопримечательности.
Только не она. Она прозрачна, ступни не касаются почвы. Парит – поэтому тем, кто твердо стоит на земле, кто пускает корни, едва успев остановиться, – таким людям кажется, будто она убегает.
Нет, она не убегает. Ее дом – дорога, она живет в пути. А путь – не линия, соединяющая две точки в пространстве, – это иное измерение, особое состояние. Ничто в нем не очевидно, все возможно; маршруты плотные, перепутанные, внезапно обрывающиеся, а карты врут и каждое утро показывают новую картинку. Она плывет над землей, словно дух, не оставляя следов. Встречается лишь с себе подобными, спутниками, и расстается с ними без жалости; прочих не замечает, они кажутся ей расплывчатыми, размытыми – слишком уж медлительны.
– Вы тоже, – сказала Майя.
И добавила мысленно: «Единственное твое достоинство».
Тогда мужчина коснулся указательным пальцем ее предплечья; Майя удивленно взглянула на это место.
– У меня нет шансов убежать.
– Принести вам что-нибудь выпить? – спросила она и отодвинулась.
Киш резко встал и заковылял к своему домику. Майя подумала, что он больше не вернется, и пошла к бару за коктейлем. Солнце балансировало над горизонтом – большое, красное, опухшее. Она обменялась парой ленивых фраз с одной из туристок.
Но Киш явился через какие-нибудь полчаса, совсем другим. Расслабленным, порозовевшим.
За ужином Майе удалось сесть подальше. Она видела, как фокусник что-то рассказывает четырем неутомимым путешественницам. Оттуда набегали волны оживленной беседы. Киш спокойно улыбался, глаза блестели, словно у коммивояжера, который наконец настиг потенциальных клиентов. Майя видела, что взгляд его время от времени обращается к ней и сыну, к их самому дальнему столику.
Тогда она поняла, что смотрит Киш не на нее, а на мальчика.
Майк не знал, что это за маленький божок. Он целыми днями готовил снаряжение для подводного плавания к долгому хранению. Сушил тросы, выпускал кислород из баллонов.
Сказал, что он католик и в богах не разбирается.
– Скоро океан зацветет, и надо будет трогаться. У меня масса работы.
Майя спросила его про Киша.
– Этот сезон его явно вымотал. Он очень болен. Говорят, ассистент сворачивает дела на большом острове и они возвращаются домой.
– То есть куда?
– Понятия не имею. У него американский паспорт.
– А что с ним?
– Наверное, подхватил одну из этих тропических болезней, которые подцепляют здесь северяне.
– Она не заразна?
Майк пожал плечами.
– Вы ведь сделали прививки перед отъездом, верно?
Майе снится сон.
Мать говорит ей:
– Умерла моя мать.
– Да ведь она уже давно умерла. Почему ты мне об этом сообщаешь? – отвечает она.
– Нет-нет, она умерла теперь. Та смерть была не взаправду. Оказывается, она все эти годы жила в Голландии и только сейчас умерла.
– Почему же она ни разу не дала о себе знать?
– У нее было масса работы под конец сезона.