Последние каникулы, Шаровая молния

- Был, Оль, всегда был. Для тех, кого не считал личным другом. Костолом.- Вадик ел, не замечая, что ест, так же, как и все ребята,- раньше это его удивляло.

Оля села с ним за общим столом, плечом толкнув поспешно отодвинувшегося комиссара, и смело, любовно заглянула ему в лицо. "Ешь, работничек! - шепнула она,- Наломался?"

- Комиссар, я поеду домой за правами на вождение,- не отрываясь от макарон, негромко сказал Вадик.- Буду у вас шофером. Попробую, не возражаешь?

Сережа отложил вилку и подумал.

- Давай! - согласился он через минуту и позже- Вадик заметил - все косился на него: приглядывался? всматривался? А Оля погладила Вадика по голове, впервые при всех.

Когда, переодетый, он вышел из медпункта, она уже ждала его. Белый отложной воротничок, темная юбка, едва прикрывающая загорелые колени, а над воротничком ее свежее лицо с зелеными пристальными глазами, отчего-то сейчас потемневшими.

- Я с тобой до города. Надо протокол собрания да копии нарядов в штаб передать,- сказала она ему уже на дороге через поле. Он устало тащился, а Оля все убегала вперед. Что-то неуверенное он увидел в том, как она оглянулась на него. Поймал ее за руку. Она сильно покраснела, вырвалась.

Они пошли по шоссе, и Вадик, услышав сзади нарастающий гул, всякий раз махал своим мандатом, наконец, их посадили в самосвал, и все полтора часа дороги до города они промолчали.

- Провожу тебя,- сказала Оля.- На город хоть погляжу.

На площади у железнодорожной кассы, оставшись вдруг одни, без привычного постоянного ощущения присутствия ребят и их взглядов, в массе снующих в дверях магазинов озабоченных людей, они на какое-то время растерялись и все еще молчали. В киоске Вадик купил газеты и номер "Крокодила", дал его Оле, и она взяла журнал и стала перелистывать его, поглядывая поверх страниц на Вадика.

- Не хочу, чтобы ты домой ехал,- вдруг произнесла она жалобно.- Опять какой-то чужой возвратишься. Не хочу!

У нее было встревоженное лицо. В Вадике что-то перевернулось.

- Нет, прежний.- Она затрясла головой.- Да. Тогда... Два до Белорусского,- попросил он равнодушную кассиршу.- Оля схватила его за руку.- Два, два!

- Хорошо вас слышу, молодой человек,- два билета! - вдруг по громкоговорителю объявила кассирша, и все, стоявшие на платформе, обернулись. Вадик взял Олю за покорную руку, повел по мостику, накупил в киосках чепуховой еды и, когда подошла совершенно пустая электричка, поспешно ринулся в открывшиеся двери, занял места у окна. Он видел, что Оле тревожно, что она мечется между тем, чтобы встать и уйти, или остаться, что одинаково трудно ей сделать и то и другое, и он помог ей - весело и беззаботно стал нести какую-то чушь про железную дорогу, про опаздывающие поезда, забытые вещи, хотя и ему было отчего-то тревожно. Уже в дороге он понял, что это страх, что ему страшно расстаться с ней даже на день, а почему страшно, он не знал.

- Давай закусим?-предложил Вадик. На отглаженном носовом платке, неизвестно откуда выуженном, она разложила бублики и начавшее таять мороженое, открыла бутылку молока. Поев, Вадик вышел покурить и через стеклянную дверь осторожно наблюдал за Олей. Она долго сидела задумавшись, что-то озабоченно подсчитывая или перечисляя,- губы и брови у нее чуть шевелились, но когда их соседка по лавочке, с самого начала часто двигавшая ногами пустую корзину, засунутую под лавку, сделала попытку рассесться посвободней, Оля сразу же повернулась к ней и что-то твердо сказала. Толстая соседка, выкатив грудь, ответила, и чуть было не случилась перепалка. Вадик торопливо выбросил сигарету и поспешил в салон.

- Тебя хахалем назвали,- шепнула ему в ухо Оля. Он улыбнулся.- Я к тебе в дом не пойду... В таком виде...

- Пойдешь! Вид что надо.

- Обрадует это твоих?

- А дома, наверно, только мама.

- Тем более.

- Дуреха! Знаешь, какая у меня мама умница! - восторженно сказал Вадик. Оля усмехнулась.

С полдороги начался дождь. И в Москве вышли на мокрый, будто засаленный, асфальт; их оглушил гул, грохот. На площади Вадик неразборчиво купил цветы. (И не заметил, как вздрогнула Оля, принимая их в руки.)

- Как маму зовут? - чужим голосом спросила она его в метро.

- Наталья Владимировна. Да не трусь ты!

- Глупый ты, Вадик,- вздохнула Оля.

- Ты ей очень понравишься! - оглядывая Олю, сказал Вадик. Он ехал домой, Оля была рядом, а дома ждали уют и ласка.- Ты у меня красавица! - шепнул он ей.- Самая красивая!

- Вадик, перестань! - взмолилась Оля всерьез и вцепилась в него - вагон качнуло на повороте, завизжали колеса, и они влетели на станцию.

Во дворе, на лавочке у подъезда, бдительных и любопытных старушек, знавших Вадика с пеленок, не было, и то, что смущало его и было неизвестно Оле, обошло их. Дома тоже никого не оказалось.

- Разувайся! - приказал Вадик.- Вот тапки. И не держись ты, как на экзаменах! Экзамена не будет.- Он поцеловал ее в подставленную щеку.- Будет зачет-автомат.