Будущее покажет, что провалы КГБ не пошатнули позиций Андропова, как и провалы в сельском хозяйстве не поколебали положения Горбачева. Но тогда, после побега Беленко, шеф КГБ уверенным чувствовать себя не мог. Черненко же стремился использовать удар, нанесенный Андропову побегом летчика, в своих целях.
С тех пор как Брежнев в 1965 году сделал его заведующим общим отделом ЦК) в его обязанности входила и подготовка заседаний Политбюро. Затем Брежнев назначил его начальником своего секретариата. Хотя должность эта и значительная, тем не менее дверей на заседания Политбюро она еще не открывала. Кому пришла в голову мысль, ему или Леониду Ильичу, о проникновении в Политбюро, так сказать, с черного хода, остается тайной, но так или иначе, а Черненко вскоре стал присутствовать на всех заседаниях в качестве секретаря. А через некоторое время эта сидящая в стороне, уткнувшаяся в бумаги коренастая фигура с ушедшей в плечи головой сделалась такой же привычной, как и блокноты с карандашами, как бутылки с минеральной водой. Брежневу он был необходим не только потому, что умел вовремя откупорить бутылки с водой, но и потому, что Устинычу можно было полностью доверить столь щекотливое дело, как подготовка заседаний Политбюро. Ему не нужно было подсказывать, что внести в протокол, а что выпустить. Он достаточно хорошо знал своего хозяина, чтобы обойтись без подсказок. И, став полгода назад секретарем ЦК, Устиныч сохранил за собой те же обязанности. Отказаться от них значило отказаться от возможности быть в курсе всего, что происходит на заседаниях Политбюро, перестать быть свидетелем всех перипетий разворачивающихся здесь схваток. Ведь это делало его фактически членом Политбюро, правда, без права голоса. Но пока его и это не беспокоило. Он знал, как сделать свой голос слышным там, где это было надо. Ему известна вся подноготная происходящего в Политбюро и за его кулисами, расстановка сил, кто против кого плетет интригу. Как от чуткого сейсмографа, улавливающего слабые подземные толчки, говорящие о предстоящем землетрясении, так и от него не укрылись на первый взгляд вроде бы и незначительные ходы Андропова. Чем больше он наблюдал за ним, тем больше убеждался в том, что председатель КГБ отнюдь не собирается довольствоваться кабинетом на Лубянке, что цель его — кремлевский кабинет, который занимает Брежнев. Устиныч видит, как исподволь ведет борьбу Андропов против того, кого считает главным препятствием на пути к цели, - Кириленко. Ни вездесущему начальнику тайной полиции, никому вообще еще не известно то, что уже давно было решено между ним и Леней, как он позволял себе называть Брежнева, когда они оставались наедине. Тому ведь ясно, что стоит ему только сойти со сцены, как тут же начнут на него валить вину за все грехи.
*— Ты этого, я знаю, не допустишь, — говорил Брежнев. — А то ведь у нас это традиция... Никита на Сталина, мы на Никиту... Ильича пока не тронули... Я имею в виду первого, не трогайте и второго, — мрачно пошутил Брежнев. — Похорони с честью. И семью чтоб не трогали. Пусть живут, как жили... Понял?
Черненко согласно кивнул. *
Брежнев верил, что Устиныч не подведет. Все эти разговоры о партийной демократии, конечно, хороши, но не тогда, когда речь заходит о передаче власти. Тут не должно быть никакой демократии. Если бы он смог, то ввел бы закон о престолонаследии. Чем он не царь? Какой царь имел такую власть, какую он имеет? Какой царь мог так бесконтрольно черпать из казны, как он? Да и в народе, ему не раз рассказывали
об этом, его, как раньше Сталина, а потом Никиту, тоже называют царем. Царь Леня. Но вот закона о престолонаследии ему провести не дадут. Что ж, если власть нельзя, как это хочет Ким Ир Сен в Корее, передать сыну, можно сделать все, чтобы досталась она сыну духовному. Таким сыном для Брежнева был Черненко, который, — Леонид Ильич был в этом уверен, — будет продолжать его, Брежнева, дело.
Он подошел к окну и посмотрел на открывающуюся перед ним величественную панораму.
В солнечных лучах поблескивали купола Василия Блаженного, за ним полоска Москвы-реки, а там Зарядье с его сохранившимися от старого времени особняками.
Он любил этот вид. И не только потому, что вид был удивительно красив, но, главным образом, потому, что напоминал о том, чего он, Леонид Брежнев, достиг ”.