Последние обряды (ЛП)

  Сидя в кресле Ханны, закинув ноги на диван, Резник рассказал ей о своей встрече с Нормой Снейп. Сочувствуя им обоим, Ханна слушала: было легко понять, почему Резник, действующий из самых лучших побуждений, должен чувствовать себя обиженным, отвергнутым, непонятым; но Норма — а она знала по своей работе многих женщин, чье положение, хотя и менее экстремальное, было не так уж далеко от положения Нормы — Ханна могла чувствовать ее беспомощность и разочарование, жизнь, вечно прожитую во власти обстоятельств и покровительственного авторитета.

  — Что с ней будет, Чарли? Девушка."

  «Шина? Может быть, ничего особенного, не в этот раз. Но в будущем…»

  — Я помню ее, ты знаешь. Она была в моем классе в школе. Всего на год. И все это время она почти не разговаривала, кроме как со своими товарищами. Делал как можно меньше работы, чтобы избежать неприятностей. И я не думаю, что мы сделали что-нибудь — я сделал что-нибудь — за все три семестра, которые занимали ее воображение хотя бы раз. Наклонившись в сторону, Ханна взяла свой бокал с вином. — Я ничего не делал по этому поводу, Чарли. Я даже не пытался. Вся моя энергия ушла на дюжину или около того тех, кто мог бы стать настоящей головной болью, если бы вы дали им хотя бы половину шанса, им и тем немногим, кто был действительно хорош, искренне заинтересован, писал стихи в свободное время, пьесы, брал кассеты... магнитофон, чтобы снять документальный фильм о том, где они жили. Это были дети, о которых я действительно беспокоился. Вот что порадовало, такой ответ. Пока Шина появлялась и затыкалась, мне было все равно».

  — Что это? — сказал Резник, ставя свой стакан и подходя к дивану, чтобы сесть рядом с ней. «Взять на себя вину, чтобы мне стало лучше?»

  Ханна улыбнулась и убрала волосы с глаз. "Не совсем. Не сознательно».

  «Ты не виноват в том, что в жизни Шины что-то идет не так».

  «Не так ли?»

  "Нет." Рука Резника покоилась на ноге Ханны, а его рука на ее колене. «Не больше, чем все мы».

  «И мы наказываем ее за наши ошибки».

  Резник покачал головой. «Это слишком просто».

  "Почему?"

  «Возможно, она не очень умна в учебе, но она не глупа. Она должна взять на себя некоторую ответственность за свои действия».

  "Да. Я знаю."

  Был момент, когда он пересекал комнату, и позже, когда Резник думал, что может поцеловать ее, но теперь этого не произошло. Он смотрел на часы.

  — Завтра рабочий день, — сказала Ханна.

  "Вы или я?"

  "Оба."

  У двери она обняла его за талию, наслаждаясь, хоть и недолго, твердостью его тела, внутренним изгибом его спины. Она поцеловала его в губы, но прежде чем он успел ответить, она снова отошла и пожелала ему спокойной ночи. — Позвони мне, Чарли.

  "Конечно."

  — Нет, я серьезно.

  "Да. Я знаю." Резник идет, как краб, по тропинке.

  У перил он поднял руку, и в тусклом свете она улыбнулась. Внутри она прислонилась спиной к двери, его шаги стали слабее и слабее, пока не исчезли. За несколько месяцев до того, счастливая, полупьяная, возбужденная, она попросила его присоединиться к фантазии, которая непрошено играла в ее голове; мужчина тяжело навалился на нее, пока она боролась, прижимая коленями ее руки к кровати; голос, который она с трудом узнавала как свой собственный, кричал: «Держи меня, Чарли! Держи меня!" Для Резника это было слишком близко к реалиям его трудовой жизни: мощь, сила, агрессия. С тех пор ни один из них не говорил об этом. Но это был первый клин между ними; после этого ничего не изменилось.

  Ханна отнесла стаканы на кухню и ополоснула их под краном. Не так далеко от одиннадцати; слишком поздно, рассудила она, звонить матери сейчас. Письмо отца лежало там, где она его оставила, вне досягаемости, если не из памяти. Некоторое время она стояла у окна наверху, глядя в темноту. Подавив желание позвонить Резнику, сказать ему, что она была глупой, прыгнуть в такси, приехать. Почерк ее отца был странно мелким, беличьим. Ей пришлось прочитать слова дважды, прежде чем их смысл стал ясен. Мы с Робин решили… никогда не думали, что я снова захочу жениться… это важно для нас обоих… пишу тебе, прежде чем что-то сказать твоей матери… легче исходить от тебя… надеюсь, ты поймешь. Он даже попытался пошутить: теперь, когда Робин достигла преклонных тридцати лет, я думаю, она хочет остепениться. И что, подумала Ханна? Продать дом во французской деревне, который Робин и ее отец потратили годы на приведение себя в порядок, и купить что-нибудь побольше? Вернуться в Англию? Написать еще один бестселлер? Есть дети? Ребенок.

  Пока это не было сделано, она не осознавала, что разорвала письмо на все более и более мелкие кусочки, которые, словно конфетти, разлетались у ее ног, где она стояла.

  18

  Было еще достаточно рано, чтобы Резник потирал руки, чтобы согреться на ходу. Деревья, окаймляющие территорию университета, окутывал туман, а далеко к востоку от города солнце светило лишь оранжевым пятном над водами Трента. Он подумывал о том, чтобы надеть пальто, прежде чем отказаться от него, и материал его серого костюма казался не только блестящим, но и тонким.