Морган показала мне свой телефон. Джесси разместил видео, на котором я бегу по «слип-н-слайду», на своем сайте в Сети и подписал его
Я знаю, много людей этим вечером беспокоились о том, как изменится их жизнь. Но в моей жизни уже изменилось все, и только к лучшему.
Глава 17. Среда, 18 мая
Утром будет облачно, днем с 70-процентной вероятностью ожидается гроза. Максимальная температура 63 градуса по Фаренгейту.
Элиза прислала мне сообщение в пять часов утра. Оказывается, ее мама велела ей срочно вернуться в отель, потому что одна из общенациональных утренних информационных телепрограмм собирается взять у их семьи интервью. Ведущая этой программы прилетела из Нью-Йорка вечером, пока мы были на лесопилке. Элиза скинула несколько фоток, на которых был виден воцарившийся в отеле хаос. Вместе с ведущей прилетела группа визажистов, отвечающих за прически и макияж, и бригада, которая устанавливала в номере освещение. Был еще какой-то тип в наушниках, ставивший на журнальный столик вазу с искусственными цветами. Последняя из присланных мне ею фотографий запечатлела, как Элизу гримируют для телеинтервью. Грим, который наложили на ее лицо, показался мне тяжеловатым, брови получились, как у куклы из Маппетшоу, но из статей в журналах я знала, что на телеэкране все это будет выглядеть естественно.
Я постучала в дверь спальни своих родителей, ожидая увидеть там только маму. Но в спальне был и отец, он спал рядом с мамой, а не как обычно в гостиной у своего компьютера. Я покраснела густо, до корней волос, как будто застала их за чем-то по-настоящему неприличным. Как обжимашки… или что-нибудь похуже. Что свидетельствует о том, насколько родители отдалились друг от друга за последние два с лишним года.
Я тихонько попятилась вон из их спальни, но мама уже проснулась. Она резко села на кровати и спросила:
– Все в порядке?
Отец повернулся на бок и поднял голову:
– Ки, в чем дело?
– Извините. Я не хотела вас будить. Но семью Элизы сегодня утром будут показывать по телевизору.
– Надо же! – Мама перебралась на середину кровати.
Я включила телевизор, стоящий на их туалетном столике, потом переползла на нагретое место, где до этого лежала мама. Я снова чувствовала себя маленькой девочкой, смотрящей мультики на постели родителей, чтобы им не пришлось вставать и вести меня вниз.
Прежде чем началась передача, я задремала, но мама разбудила меня, ткнув локтем в бок, когда заиграла драматическая музыка и пошли кадры наводнения. Мы смотрели, как река переливается через мешки с песком, потом медленно ползет по первым прибрежным улицам. Потом показали, как складской рабочий Оуэн пробирается через затопленные проходы между полками в супермаркете Вайолы, пресвитерианскую церковь с покоробившимися половицами, сваленными друг на друга скамьями для прихожан и Библиями, покрытыми слоем ила.
Я подумала было послать сообщение Джесси, чтобы он включил свой телик, но было еще нереально рано, а я понятия не имела, любит ли он спать допоздна или, наоборот, поднимется ни свет ни заря. Я наизусть помнила те черты натуры Джесси, которые проявлялись в школе – например, что он любит апельсиновый спортивный напиток «Гаторейд», – но мне не терпелось составить список его более интимных привычек, хотя бы первых, которые пришли мне на ум. Например, надевает ли он по ночам пижаму или предпочитает спать в семейных трусах? Любит ли он по ночам таскать еду из холодильника или шкафа, и если да, то что он обычно предпочитает – сладости или что-то другое? Когда он принимает душ – по утрам или по вечерам?
Между тем телеведущая рассказала о планах запрудить реку и построить на ней плотину, после чего последовало интервью губернатора: «Уотерфорд-Сити – это эпицентр экономики всего штата. Мы не можем допустить, чтобы он под ударом…»
Когда Уорда избрали губернатором, мой отец пришел в такую ярость, что посреди ночи вышел из дому, поджег кучу хвороста и выпил шесть банок пива.
Последними кадрами последствий наводнения была сделанная с вертолета аэрофотосъемка квартала, где жила Элиза и где все дома были стерты с лица земли.
Затем камера наехала на Элизу и ее двух младших братьев, расположившихся на диване в своем номере в отеле, и на их отца и мать, сидящих за их спинами на складных парусиновых креслах. Было странно видеть Элизу, девчонку, которую я знала, на экране телевизора. Кто угодно в стране мог включить телевизор и увидеть ее. Наш маленький эбердинский мирок был так тесен и состоял из одних и тех же людей, среди которых все друг друга знали. Все знали родителей каждого соученика, а также его братьев и сестер. Раньше меня это немного раздражало, но сейчас я чувствовала, что не хочу этого лишиться.