Читаем Последние поэты империи: Очерки литературных судеб полностью

Последние поэты империи: Очерки литературных судеб

Жизнь идет, ожидание затягивается. Любовная лирика уже в завершении самой любви обрела конкретное имя. Алеша, Алешенька, так хорошо чередующееся с Аленушкой, Оленушкой.

«Ау!» — у рта ладошеньки,Из-за, из-под сосенушки…«Ау, ау, Алешенька!» —«Иду, иду, Аленушка!»… … … … … … … … … … … … … …Стоскнулось и покликала…«Сгоню!» — и губы встретились,«Сглотну!» — «А не подавишься?» —Ее — ему — ответили…… … … … … … … … … … … … … …Топор, не глядя — за пояс,Мелькнул между березами,За ветками, за лапамиПропал, как капля, в озере.

(«„Ау!“ — у рта ладошеньки…», 1969)

Вот так и «канул и минул» для молодой поэтессы любимый и аленький к лету 1969 года.

И минуло… да кануло ль?Утишь себя, прислушайся!Услышишь необманное,В глуши души живущее.Давно не молодешеньки,Давно — по двум сторонушкам.«Але-Але-Алешенька»,«Ау, ау, Аленушка…»

(Там же)

Так и звучала с конца пятидесятых из года в год «ал-ал-алая, алено-алешенькая любовь».

«Скрипы, скрипы!» — в гости к Аленьке.Где-то там, в средине волока,Ходит-мерзнет возле елок он,Терпеливо дожидается,Ожиданием согревается.

(«Свидание», 1967)

Заманивает, втягивает в себя песенно-сказовая мелодия Ольги Фокиной, но, увы, не ходит и не мерзнет и нет его опять — Аленьки. Вот уж верно, «зря я маму не послушала»…

И еще в ранние годы, в стихах на другие, казалось бы, речные мотивы встречаем мы долгожданного, необретенного Аленьку (так она зовет милого — Аленька, от Алешеньки).

Здравствуй, речка Паленьга,Золотое донышко!Под мосточком-бревнышкомНе таись.От тебя мы с АленькойВ разные сторонушки,В разные сторонушкиРазошлись.

(«Здравствуй, речка Паленьга…», 1963)

Очаровывает и завораживает слово, вязь прямо расписная по буквам, понимаешь, почему великий русский песенник Михаил Исаковский так нежно отнесся к стихам Ольги Фокиной, увидел «какое-то своеобразное родство» с ее поэзией. А по-человечески, по-читательски жалеешь лирическую ли героиню или саму поэтессу.

Думала доверчиво:Время — переменчиво…Что меж нами реченекПротекло!Только с того вечера —Каюсь, делать нечего,Мне ни с кем из встреченныхНе тепло.

(Там же)

Замечательная, земная женская любовь. Не смываемая ни речкой Паленьгой, ни временем, ни стихами. Так и идут годы. Много стихов о любви неназванных, и все то река разделяет, то берега, и вдруг опять знакомое:

Я хожу сюда неспроста —Здесь Аленушкины места:И Аленушкин бережок,И Аленушкин камешок…

Но колдун на бессрочный срок в волчью шкуру любимого облек. И ищет уже Аленушка волчьи следы, и уходит сама с горя на дно…

В шею врезался ленты жгут,И давно по мне свечи жгутВо родительском во дому…Что же нет тебя? Почему?

(«Я хожу сюда неспроста…», 1965)

Можно все свести к известным фольклорным мотивам, но не перепевы сказок, не иллюстрация картины вспоминается, а след затаенной поэтической любви, беды, горести. И никак ее не отпеть, не выговорить. И уже от той алой любви остается лишь счастье ускакавшее.

Счастье мое ускакавшее, здравствуй!Дай — обмою твои копыта!Голову дай — обниму, гривастую,Поцелую глаза незабытые.… … … … … … … … … … … … … …Мне, грустящей, не останавливаться,Чтоб не пить из копытца водицу,Не вспоминать ни ржанья, ни топота,Чтобы со мной не посмел делитьсяБратец Аленушки горьким опытом…

(«Счастье мое ускакавшее, здравствуй!..», 1965)

Перейти на страницу: