— Дело вот в чем, Финтан. Ты хотел отомстить мне — хорошо, я даже не возражаю. Но знаешь, что меня в тебе действительно беспокоит? Для умного человека ты слишком слеп к сопутствующему ущербу. Из-за твоего прислуживания Герри Фэллону погибли невинные люди. Я имею в виду напрямую, без учета погибших от наркотиков, которые он ввозил в страну.
— Герри Фэллон уже довольно давно не появлялся на публике, Банни. Не знаю, читаешь ли ты газеты, но наркотики по-прежнему на улицах. Это все равно что пытаться вычерпать море.
Банни пожал плечами:
— Может, и так. Видишь, в этом и есть разница между мной и тобой, Финтан. Ты сражался в боях, которые, как считал, мог выиграть; я сражался только потому, что считал себя обязанным сражаться.
— Ох, избавь меня от этого занудства.
— Ну уж нет. Когда я выйду отсюда, знаешь, куда я поеду? К «Скале». Ага, в то самое место, где, как мы выяснили, Фэллон прятал своего младшего братишку-психопата. И знаешь почему? Из-за Симоны, женщины, которую ты никогда не встречал. Она бежала от каких-то богатых злобных тварей. Мы убили двоих ими подосланных. Не сомневаюсь, что, когда обнаружились тела, для тебя это стало как подарок на Рождество. Сам по себе бумажник был охеренно хорош, но с телами — джекпот!
О’Рурк кивнул и поднял стакан в шутливом тосте:
— За самое чудесное время года!
— И теперь, когда ты задействовал бумажник, чтобы уничтожить меня, ты собираешься причинить боль и ей. Еще одному невинному человеку из списка, запечатленного в твоей грязной душе. Силы, о которых ты не ничего не знаешь, как не знаю и я, прямо сейчас пришли в движение. Им кажется, что они смогут добраться до нее через меня. Я обязан сделать все возможное, чтобы этого не случилось.
На мгновение между ними повисла пауза, которой О’Рурк воспользовался, чтобы допить остатки из стакана.
— А знаешь, ты ошибся. На самом деле я встречался с ней. С Симоной. Милая девушка. Видишь ли, Гринго мне все рассказал. После того бардака, который ты устроил, а потом и всей этой истории на пляже взметнулось слишком много дерьма. Осталось слишком много незакрепленных концов, которые только и ждали, чтобы нас подставить. Я понял, что должен убрать ее отсюда. Оставаться ей было слишком опасно. Что-нибудь да выплыло бы наружу и уничтожило всех нас. Я защитил таким образом тебя — хочешь верь мне, хочешь — нет.
— Херня…
— Ну хорошо, — О’Рурк грустно улыбнулся. — Себя я, конечно, защищал тоже. Я поговорил с ней в ту ночь, когда ты был в больнице. Она пришла тебя навестить. Я сказал ей, что знаю все: и о том, что ее разыскивают за убийство в Штатах, и о том, что вы закопали два тела в горах. Я сказал, что единственный способ спасти тебя — это уйти ей. Просто знай: она плакала, когда сочиняла ту записку.
Банни ничего не ответил, пугающе пристально уставившись на О’Рурка.
— Она хотела, чтобы я сам отдал ее тебе — в смысле записку, — но я ответил, что не могу. Я сказал, что ты не должен знать о том, что мне все известно, это только еще больше усложнит дело. Я спросил, не нужна ли ей помощь, чтобы выбраться из страны, но она все устроила сама. Я высадил ее на улице в Ратмайнсе, и она исчезла. Я до сих пор не знаю как. А ты?
Когда Банни заговорил снова, его голос зазвучал по-другому — в этот раз в нем прорезался ледяной холод:
— Значит, ты заставил ее уехать?
О’Рурк стукнул кулаком по столу:
— Очнись, придурок! Я защитил тебя! А что? Тебе казалось, вы могли бы вместе построить дом и играть в счастливую семью? Или что никто другой не пришел бы ее искать? Или ты надеялся ускакать в закат? Она была убийцей! Гринго погиб, и ты нужен был мне, чтобы помочь закопать все дерьмо. Что ты и сделал.
— Ты разрушил мою жизнь.
— Повзрослей уже! Я ее сохранил. В благодарность за все, что ты для меня сделал. Мы были друзьями.
Банни встал:
— Да хер там. Ты пользовался мною — точно так же, как пользуешься всеми.
О’Рурк поднялся
— Да пошел ты на хуй, неблагодарный грязный дикарь. Жизнь не так примитивно проста, как тебе кажется. Я пытался тебе помочь — и что теперь? Жена требует развода, дети не хотят со мной разговаривать. Я изгой. Люди, которых я знал годами — десятилетиями! — переходят улицу, лишь бы со мной не пересекаться. И все из-за тебя. Это ты разрушил мою жизнь!
— Хера с два, Финтан.
— О, как благородно! Именно эту фразу ты хотел бы высечь на своем надгробии?
О’Рурк поднял правую руку, в которой оказался пистолет:
— Хочешь интересный факт, Банни? Когда достигаешь уровня помощника комиссара и уходишь в отставку — даже если это отставка с позором за неимением возможности бросить тебя в тюрьму, — то у тебя остается право держать дома огнестрельное оружие для самозащиты. Ведь вокруг так много злодеев с обидами!
— Ты собираешься стрелять в безоружного человека, Финтан?
— Нет. Я собираюсь пристрелить вторгнувшегося в мой дом человека, за которым тянется длинный шлейф насилия. Будешь говорить последние слова?