Последние пылинки

— Точно, у меня своя аптека в шкафу.

— Ладно. Через пару дней еще забегу, с продуктами… — и, не дав маме и рта открыть, продолжила: — Творог и кефир к тому времени уже кончатся, да и фруктов побольше ешь. Про деньги не думай, в этом месяце стимулирующие нормальные выплатят…

— Я все равно поправлюсь и верну, — упрямо буркнула мама.

А Даша, не сдержавшись, крепко ее обняла. Зажмурилась, позволяя боли отступить на мгновение. Мама, низенькая и худосочная, забарахталась в ее объятиях:

— Дашенька, ну не надо! Простынешь ведь.

Мама отвела лицо в сторону и низко склонила голову, а Даша, рассмеявшись, порывисто чмокнула ее в макушку, в седенькие тонкие волосы, пахнущие хвойным шампунем и мятой. Прижала покрепче:

— Над травами дыши, когда температура спадет. И звони почаще, я волноваться буду.

— Хорошо, — мама, съеживаясь и горбясь, обняла Дашу в ответ, погладила сухими ладонями по спине. — Спасибо, милая моя, что заботишься. Но ты и про себя не забывай, отдыхать же надо. Вон, лицо какое землистое, синяки под глазами…

— Ну вылитая мертвечиха, — кивнула Даша, еще раз чмокнула маму и поспешила в коридор: — Звони!

— За меня хотя бы не переживай.

Но этого Даша пообещать не могла.

***

Жутко хотелось семечек — жареных и соленых, звонко щелкающих во рту. Даша попыталась размять шею, и поняла, что шея у нее какая-то странная. Мохнатая шея, твердая и крепкая, как у гуся. Под ухом заурчали, воркуя, и Даша открыла глаза.

Оглядела себя с цепких коготков до головы. Да уж, не обманул — этот пухлощекий мальчуган пообещал ведь, что подсадит или в кошку, или в птицу. Второе, конечно, лучше, хотя бы по городу можно стремглав летать. И на тебе — голубь, сизый, с перебитым крылом. Рана давно затянулась, но под перьями осталась выпуклая толстая полоса, бледно-розовая, кривая.

Даша сидела внутри голубя на козырьке балкона, на пятом этаже. Она оглянулась по сторонам и поняла, что очутилась в третьем микрорайоне: вон там, справа, памятник воинам-интернационалистам, а чуть дальше по аллее расползся огромный строительный магазин, серый, с алыми огромными вывесками, Даша там обои в прихожую покупала. Обои… Нет у нее больше ни прихожей, ни обоев.

Ни жизни.

Рядом мялись два других голубя, один из них белый, с пушистыми толстыми лапками. Оба глупо таращились на Дашу, курлыкали встревожено, но она не знала, может ли с ними поговорить, не понимала их гортанного языка. Хохотнула безмолвно — да уж, до бесед с голубями только рукой подать…

— Ребятки, не бойтесь, я почти своя, — из клюва вырвалось лишь тихое курлыканье, и Даша загоготала.

Голуби-соседи таращились на нее все такими же выпученными желто-янтарными глазами, так что она и не поняла даже, разобрали ли они хоть что-нибудь в ее клекоте. Пятый этаж, под окнами — щербатый бледный асфальт и чахлые березки в автомобильных шинах. Даша приподняла крылья, попробовала ими взмахнуть — а получится ли у нее взлететь? Да, ее душу подсадили в обычного облезлого голубя, но если ей не удалось пообщаться с сородичами, то где гарантии, что она не разобьется об асфальт? Вторая смерть, конечно, пугала не так сильно, но жалко ведь голубиную тушку, он-то тут причем?

Да и второй раз этот недовольный младенец вряд ли отправит Дашу на землю, так что надо осторожно.

Она пробежала по карнизу вперед-назад, махая крыльями, как полоумная, но все равно не поняла, сможет ли взлететь. Два других голубя забились в угол и испуганно приникли друг к другу, Даше их стало жалко — сидели себе на козырьке, общались с товарищем, а потом р-раз — и вот уже в нем сидит неведомая сорокалетняя тетка. Есть от чего поехать кукухой.

Кукухой. Голубям.

Она снова захихикала, но смех вышел жалким, истеричным.

Это же просто сон, да? Ее совсем скоро разбудит неугомонный будильник, Даша придет в школу и обязательно расскажет пяташам про свои фантасмагоричные сны, вот они похохочут! Даша давно поняла, что если она и вправду хочет стать для учеников другом, если хочет добиться их искренней любви, ей надо делиться с ними личным, рассказывать интригующие небольшие истории и не корчить из себя надменную училку.

Правда, ее теперь слушали меньше остальных, чаще баловались на уроках, да и успеваемость поползла вниз…

Зато Дашу любили.

Устав бояться, она отошла для разбегу, постояла, глядя на голубиных друзей, и крикнула им:

— Ну, с богом!

А потом прыгнула с карниза.