Последние пылинки

Небольшая хитрость, и вот уже даже над ангельским созданием любопытство берет верх. На все остальное Даше было плевать. Ей не хотелось, чтобы в морге обомлели от неземной красоты ее целехоньких и по-детски здоровых органов. Не хотелось, чтобы родители ее учеников, пытавшиеся откачать умирающую учительницу, вспоминали, какой она была трудолюбивой, заботливой и ответственной. Не хотелось, чтобы ребята, которых она любила больше собственной жизни, плакали над ее могилой и сочиняли стихи в память о любимой Дарье Игоревне.

Ладно, чуть покривила душой. Последнего немного все же хотелось. Даша посвятила детворе всю свою жизнь и хотела верить, что останется доброй памятью.

Но важнее всего была она, мама. Кто теперь позаботится о ней? Кто привезет кефир и абрикосы, когда она простудится? На кого Даша маму оставила, на Сашку? Да тот и не почешется… Оказалось, что голуби тоже могут чувствовать вину.

Окно на маминой кухне было открыто, и Даша, приземлившись на подоконник, смущенно потопталась там, заглянула в комнату. Корвалоловый дух шибанул волной, и Даша чуть отшатнулась, закурлыкала.

Мама, сгорбившись, сидела за столом. Лицо у нее было белое и опухшее. Напротив горбился Сашка, записывал что-то в толстый блокнот и командовал:

— Нет, сильно дорогой не надо. Средний, наверное. Да, да… Венков? Да один наверное.

— Три, — глухо перебила мама и показал ему три пальца. — Не меньше. И от меня надпись пусть сделают.

— Да, три, и от мамы… «От любящей тебя безмерно матери» или «от мамочки»? — он водянистыми глазами уставился на нее.

— Пусть будет «лучшей дочери на свете», и все. Остальные я тоже скажу, как оформить, но потом, чуть позже. Дай мне подышать хоть, — она махнула рукой и нетвердо поднялась со стула. Подошла к окну, расправила невесомый тюль.

Даша закурлыкала, подобралась поближе, бочком-бочком. Вытянула шею, подставила голову. Мама робко потянулась к птице, в глазах у нее мелькнул свет, будто лампочка зажглась в беспросветно черной комнате. Теплая мамина ладонь легла на голубиную голову, погладила невесомо. Даша закрыла глаза и закурлыкала еще громче, еще отчаянней.

Она говорила без умолку, выплескивала все, что не успела сказать живой — извинялась за ошибки и шептала, как сильно маму любит. Прощалась, глядела в ее разом постаревшее лицо и терлась маленькой головой о руку.

Мама заплакала. Пощекотала голубя, склонилась, поцеловала в пух на макушке. Поглядела неверяще, покачала головой.

И плотно закрыла створку.

— Совсем уже головой двинулась… — забормотала еле слышно.

Даша сидела за стеклом. Голубиное сердце быстро-быстро стучало в груди.

Рывок, полет, вспышка. Младенец ждал, закинув ногу на ногу, и курил толстую черную папиросу.

— Какой же это бред… — буркнула Даша, прикрывая ладонью влажные глаза и прочищая горло. — Сомбреро вам шло больше. И вообще, здесь разве можно курить? Это же рай, сигаретам тут явно не место.

— Реквизит, — напомнил он и поморщился, заметив, что его представление не возымело успеха. Махнул ладонью, папироса исчезла. — Ну, как в морге?

— Не очень. Сказали, что обычная баба под сорок. Но им меня было жалко, а это уже что-то. Медики обычно сразу черствеют изнутри.

Как будто он, этот розовощекий ангелочек, не знал всего, что случилось с Дашей. Только в самую глубину, в самую суть он пролезть не мог, но все равно пытался своими расспросами.

— Как мама?

— Держится. А она… она долго еще проживет?..

— Секрет фирмы, — он пожал плечами. — Ну, довольна? Все понравилось?

— Не очень-то.

— Но я ведь все возможное сделал, так? Все твои просьбы удовлетворил?

— Все, это да

— Отлично. Тогда вслух согласись вот с этим, — у нее перед глазами возникла гербовая бумага с кучей оттисков и печатей, синюшно-лиловых, расплывчатых. Даша прищурилась, пробежала по бумажке взглядом. «Претензий не имею, консультативные услуги оказаны мне в полном объеме».

— И до вас бюрократия добралась? — и, наткнувшись на его понурый взгляд, затараторила: — Согласна со всем и полностью, все мои желания этот чересчур молодой человек исполнил на отлично. Кроме девичьей кожи без морщинок, конечно, но это пустяки.

И, помолчав, добавила:

— Спасибо вам большое. Правда.

— Удачи на небесах, — пожелал младенец на прощание и растворился в воздухе. Вот он сидел, развалившись в кресле-качалке, и вот исчез без малейшего следа. Хотя бы дыму пустил, или искорок, тоже ведь реквизит…

В безбрежном небе где-то над Дашиной головой взорвался салют, и по старой привычке мигом заложило уши. И где уши в ее бестелесной оболочке, а?.. Опять херувим подслушивал.

Даша без сил присела на идеально мягкий диван, укрылась идеально теплым одеялом. Взмахнула пальцами перед глазами — ничего. Надо же, а усталость такая, будто всю четверть без выходных отработала…

Даша закрыла глаза, разрешила себе подумать о маме.

И до боли закусила бестелесную губу.

ЧУДО ПОДКОВЕРНОЕ