Последние слова великих писателей

Виссарион Григорьевич Белинский (1811–1848) критик

В 1843 году Белинский женился на Марии Орловой, классной даме московского Екатерининского института. Вместе с ними поселилась Агриппина Орлова, сестра Марии, и лишь от нее мы знаем о последних днях великого критика.

Умиравший от чахотки Белинский накануне смерти был очень тих, не кашлял. В час дня он попросил позвать жену. Та, увидев его сидящим на постели с испуганными глазами, спросила:

– Ты, верно, чего-нибудь испугался?

– Как не испугаться! – живого человека жарить хотят.

Жена успокоила его, но через некоторое время он стал приподниматься. Необыкновенно громко, но отрывочно, он начал произносить речь, обращенную как будто к народу. Он говорил о гении, о честности, спешил, задыхался и вдруг с невыразимой тоской воскликнул:

– А они меня не понимают, совсем не понимают! Это ничего: теперь не понимают – после поймут. А ты-то понимаешь ли меня?

– Конечно, понимаю.

– Ну, так растолкуй им и детям.

Речь его становилась все тише и невнятнее. Вдруг заплакала его трехлетняя дочь Оля; он услышал ее: «Бедный ребенок, ее одну, одну оставили!» – «Нет, она не одна – сестра с ней».

Умер он тихо, в шестом часу утра 26 мая 1848 года.

Хилэр Беллок (1870–1953) английский писатель

Беллок родился в католической семье и всю жизнь оставался ревностным католиком. Некоторые его книги написаны в соавторстве с Гилбертом Честертоном.

Кроме романов, Беллок писал биографии, исторические повествования, книги о путешествиях. Его нередко причисляли к представителям «Большой Четверки» писателей эпохи короля Эдуарда VII, наряду с Уэллсом, Шоу и Честертоном.

С 1906 года Беллок жил в сельском доме на юге Англии. В 1941 году он перенес инсульт, от последствий которого уже не оправился.

12 июля 1953 года, в воскресенье, Беллок перед обедом поднялся в свой кабинет. Вскоре его дочь почувствовала запах гари. Оказалось, что кабинет весь в дыму, а Беллок лежит возле камина рядом с куском угля, который он, по-видимому, по неосторожности выгреб из огня.

«Скорая» доставила писателя в католическую больницу в городе Гилфорд. Здесь он и умер 16 июля от ожогов и шока.

По легенде, незадолго до смерти он произнес:

– Лучше сжечь писателя, чем его книги.

Существует эпитафия, сочиненная Беллоком для себя:

Он мертв. Что про него мы знаем?
Был небезгрешен он, но был читаем.

Андрей Белый (1880–1934) поэт и прозаик

Андрей Белый был одним из творцов русского символизма. В 1912 году он стал приверженцем антропософии, которую ее основатель Рудольф Штайнер определял как «путь познания, стремящийся привести духовное в человеке к духовному во Вселенной».

В 1931 году женой Андрея Белого стала Клавдия Николаевна Васильева, арестованная чекистами «за антропософию» и освобожденная благодаря хлопотам Белого.

15 июля 1933 года в Коктебеле с Белым, по-видимому, случился инсульт, который местные врачи сочли тепловым ударом. Последний месяц своей жизни, с 8 декабря 1933 по 8 января 1934 года, он провел в психиатрической клинике Корсакова. Этот месяц описан в дневнике его жены.

В бреду больной странствовал по странам Древнего Востока. 27 декабря Клавдия Николаевна записывает: «Все еще “путешествие”. Ассирия, Вавилон, воины.

– Жутко среди этих стен. Что ты мечешься по этим коридорам? Египтянка ты, что ли?»

3 января он говорил жене «с невероятной силой любви»:

– …Таинственно зарождаюсь от тебя… Волненьем охвачен… Тепло любви… Приближаются души…

А в ночь на 4-е:

– Проблемы нового сознания, перед которыми стоим… Надо разрешить… Подготовиться. Адамантовая, гранитная сталь проблемы духа… Должны быть сказаны совершенно новые слова… Перед огромностью их охватывает жуть…

Утром 4-го его состояние резко ухудшилось. Однако около часу ночи 5 января он, по словам жены, «не спит… переполнен счастьем»:

– Осуществилось. Я ведь не знал счастья. Теперь оно сходит… ключами лестницы… Младенец шевелится. Может быть – два… Спасибо тебе, Клодинька… Такая ночь…

Это последние известные нам слова Андрея Белого.

О мистическом «рождении младенца», то есть нового духовного «Я», он писал уже в 1918 году:

Мы – вспыхнули, но для земли – погасли.
Мы – тихий стих.
Мы – образуем солнечные ясли.
Младенец – в них.

Когда-то он назвал своей эпитафией стихотворение 1907 года «Друзьям»:

Золотому блеску верил,
А умер от солнечных стрел.
Думой века измерил,
А жизнь прожить не сумел…