Последние узы смерти

Он заметил, что не дышит. В груди медленно разгорался огонь.

– Ты, Валин, просто дерешься.

44

Каден без труда свалил тело Длинного Кулака за край обрыва, в бурную реку. Бежать без ургульского вождя на плечах стало, казалось бы, легче. Длинный Кулак был высоким и сильным мужчиной, но тяжесть его тела представлялась простой, честной тяжестью. Нести его было не трудней, чем ворочать камни или таскать бадьи с водой, а Каден, как ни размяк за год в Аннуре, сохранил в костях и мышцах привычку к тяжелому труду. А вот к тяжести засевшего в сознании бога его никто не подготовил.

Эта мысль казалась слишком велика, слишком слепила, чтобы смотреть на нее в упор, и Каден постарался пока отложить ее в сторону. Солдаты ил Торньи недалеко отстали от него. Тристе скрылась впереди. Если он не доберется до кента раньше аннурцев, все погибло. Бог молчал – может быть, растерялся, а может, готовил более мощный, беспощадный удар против несущего его человека, но даже тихий, неосязаемый, его чуждый вес привел Кадена на грань обморока.

«Хотя бы до кента, – уговаривал он себя, ковыляя по следам Тристе. – Доберись до кента. О том, что натворил, подумаешь на той стороне».

Расщелина вывела на уступ, который круто пошел вниз. На нем обнаружились грубые ступени, почти сглаженные столетиями ветров и дождей. Каден не знал, кто их вырубил, когда и зачем. Все равно. Главное, они уходили отсюда, вели к свободе, и он шагал по ним вниз и вниз, мимо вырастающей все выше стены песчаника: сто ступеней, двести, и вот он на дне, перед лабиринтом древних зданий, которых хватило бы на скромный городок.

Все они были выстроены на длинной скалистой полке над самой рекой. Нижние камни еще сохранившихся построек занесло мусором от речных разливов. Другие смыло водой, и на стремнине до сих пор щерились непережеванные течением глыбы. Все здесь строилось из песчаника, добытого, верно, из окрестных скал. Скреплявшая плиты густая глина большей частью выкрошилась, оставив в фундаментах и стенах большие щели.

Следы Тристе вели прямо по центральной улице, но Каден замедлил шаг, потому что волоски на загривке встопорщились от странного чувства, отточенного в ледяном холоде Костистых гор. Было в этом городе что-то недоброе. Он пробежал взглядом по обвалившимся стенам и зияющим проемам дверей. Обелиски и огромные пьедесталы растрескались, покосились, опрокинулись то ли от весенних паводков, то ли под собственной непомерной тяжестью. В нишах скальной стены виднелись плиты, похожие на алтари, но они не сохранили имен богов, которым были посвящены. Древние камни выглядели странно, непривычно, но не камни растревожили Кадена.

За спиной он смутно слышал аннурских солдат: стучали по камню сапоги, от утесов отдавалось эхо голосов. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул, выдохнул и снова открыл. Все это заняло считаные мгновения, но он по-прежнему не понимал, что остановило его на краю древнего города.

«Больше смотреть не значит больше видеть», – услышал он в глубине памяти тихий голос Шьял Нина.

Проглотив недобрые предчувствия, Каден снова перешел на бег – спотыкаясь, бросился по следам Тристе между руинами. Он не знал, где кента, но девушка, если судить по следу, не колебалась. Казалось, здесь она побежала быстрее прежнего, силясь оторваться от погони.

«И от меня тоже», – понял Каден.

Чехол поясного ножа на бегу колотил его по бедру, напоминая, как он недавно угрожал девушке.

– Тристе! – позвал он и помедлил, ловя отклик.

Останавливаться сейчас было опасно. И кричать опасно. С другой стороны, если она пропустит кента, времени на возвращение не будет.

– Тристе! – снова закричал он.

Ответа не было, только эхо его голоса, тонкое и бессильное в шуме беснующейся реки. Где-то в лабиринте его разума заворочался Мешкент. Каден не слышал слов, но распознал нетерпение бога и его ярость. Чужие мысли и чувства рвались из Кадена, искали путь к свободе.

– Нет, – пробормотал он, отгоняя все заботы, чтобы сосредоточиться на выстроенной в себе тюрьме.

Стены стояли на месте – прочные, крепкие, но бог и за короткий срок после смерти Длинного Кулака успел подточить преграду. Его усилие было бессловесным и яростным, как течение реки, и Каден чувствовал: как и течение, оно со временем не уймется. Мешкент теперь жил в нем. Небывалый поток божественности прорезал внутренние стены его души, стремясь к широкой, как море, свободе.

– Нет, – повторил Каден, дав себе кратчайшую передышку, чтобы укрепить бастионы невидимых стен, и снова бросился вперед.

Не замедляя бега, он свернул за угол, пробежал несколько шагов по маленькой площади. Ноги еще двигались, хотя разум запнулся, силясь осмыслить увиденное: на площадке стояли десятки вооруженных людей с луками наготове и обнаженными клинками. Формы на них не было, но стройные ряды и выправка подсказали одно слово: «солдаты». Аннурские солдаты. Каден споткнулся, встал, лихорадочно ища выхода глазами и мыслями.

– Приветствую, Каден.