Последние узы смерти

– Мерзее, чем убить женщину за то, что она пересекла проведенную на земле невидимую черту? Гаже, чем сжечь человека за то, что он забрал у другого слиток золота или драгоценный камень?

– Справедливость… – слово застряло у Валина в горле, острое, как осколок птичьей кости. – Закон…

Хуутсуу отмахнулась:

– Есть только борьба. Ты это знаешь, Малкениан. Ты ее видел, жил ею. Забудь свои закон и справедливость; существует только борьба человека с человеком. Борьба в горячем сердце. – Улыбка у нее была как лезвие топора. – Она дала тебе зрение, Малкениан. Сколько ни отрицай истину, ты постиг ее святость.

Так что ургулы не прибегали к уловкам и не строили осадных машин. Они четыре дня подступали к стене, заливая ее воплями и кровью, и к концу четвертого дня стена еще держалась. Валину, Ньюту и Сигрид Блоха дал простой приказ: «Будьте там, где самое дерьмо. Там, где люди готовы сломаться, не давайте им сломаться».

Нелепый приказ – его можно было принять за насмешку. Но в бушующем сражении, когда ургулы с воем бросались на стены, Валин увидел в нем смысл. Кеттрал у себя на Островах годами изучали тактику, разбирали сотни битв в десятках войн, вглядывались в сложный танец приступов и отступлений. Те уроки гласили, что победа рождается из головы полководца, зависит от карт и стратегии.

Здесь не так. На стене всякая обдуманная тактика разбивалась о несколько простых и жестоких истин. Только эта стена отделяет ургулов от южных земель. Если стена падет, ургулы победят. Стена не должна пасть.

– Будь там, где самое дерьмо, – бормотал себе под нос Валин утром первого дня, срубая двух ургулов, умудрившихся устоять на ногах.

Первого он ударил топором, толкнул его труп на второго, после чего другим топором смахнул обоих со стены.

«Будьте там, где самое дерьмо. Там, где люди готовы сломаться, не давайте им сломаться».

С первой частью приказа все было просто. Со второй сложнее. Валина всю жизнь учили работе малыми группами, составленными из тщательно подготовленных мастеров воинского дела. Легионеры, стоявшие рядом с ним на стене, без сомнения, отлично маршировали, умели держать строй, колоть копьями и без устали рубить мечами, но они, что ни говори, не кеттрал. Валин чуял запах их страха, становившийся гуще и едче с каждым штурмом. Каждая новая атака выносила на гребень все больше ургулов. Троих-четверых можно было отбросить. Когда их станет много, начнется паника.

Все то первое утро Валин тщетно искал, что сказать солдатам: несколько слов, способных все изменить. Исторические труды полны были вдохновляющими высказываниями знаменитых полководцев, но Валину нечем было вдохновить легионеров. Он с первой встречи сказал им правду: они, все до единого, превратятся в покойников – сегодня, завтра или днем позже. Не было спасения от ургульской армии, не было способа удержать стену. Рано или поздно всадники прорвутся, и тогда Ананшаэль пройдет среди них, не разбирая мужчин и женщин, устрашающе ловкими пальцами распуская запутанную пряжу их жизней.

Самое большее, Валин мог заставить людей держаться. Не давая им времени задуматься, что случится через час или завтра. Валин швырял им в лицо жестокую правду боя. К середине дня, когда солнце пробилось сквозь тучи, Брайнт получил стрелу в плечо. Рана была не смертельной – по крайней мере, не должна была убить сразу, – но болезненной, и Брайнт, побелев от боли, упал на мостки.

Валин опустился рядом с ним на колени, осмотрел рану. Ухватив стрелу двумя руками, он отломил наконечник, дал пощечину уплывающему в обморок солдату и выдернул из раны расщепившееся древко.

Брайнт завопил. Хлынула горячая кровь. Легионеры уже оборачивались к ним со страхом, кипящим в расширенных глазах. Брайнт отвлекал людей, а отвлекаться здесь было не место. Валин с бранью вздернул раненого на ноги и ткнул пальцем в массу разворачивающихся всадников.

– Вон она! – гаркнул Валин, наугад выхватив взглядом одну из лучниц, с огненно-рыжими волосами. – Убей ее. Это она тебя подстрелила. Убей ее.

Сперва ему показалось, что ошеломленный болью и паникой молодой солдат его не понял. Потом Брайнт вывернулся у него из рук. Он пошатнулся, оперся о парапет, выровнялся и здоровой рукой поднял копье. Едва женщина подскакала на расстояние удара, он взвыл и метнул дротик. Наконечник только оцарапал ургулку и ушел в бок ее коня, но и то было неплохо. Несчастная скотина заржала, вздыбилась и рухнула, сбросив и придавив собой всадницу. Брайнт остался без копья, но каждая волна ургулов приносила с собой новое оружие, зато солдат снова стоял на ногах, орал, не замечая крови на плече, громко дразнил всадников. И те рядом с ним, кто только что готов был дать слабину, тоже орали.