Последние узы смерти

Кадену не пришлось долго искать Пирр. Наемная убийца стояла в тенечке, прислонясь к дверному косяку большого каменного амбара и наблюдая за происходящим внутри. Свернув к ней, Каден разобрал, что там идет бой или что-то вроде. Мужчина и женщина, сцепившись взглядами, как рогами, кружили, проводили ложные выпады, уворачивались, прощупывали разделявшее их пространство. Оба были обнажены выше пояса, кожа блестела от пота. Но оба, по всей видимости, были безоружны. Ни топоров, ни мечей, даже руки не сжаты в кулаки.

– Чем это они занимаются? – негромко спросил Каден.

Пирр оглянулась на него:

– Рисуют.

Каден прищурился. Когда глаза привыкли к полумраку, он увидел, что Присягнувшие Черепу сражаются все-таки не с пустыми руками. Каждый зажал между большим и указательным пальцем что-то маленькое, взблескивавшее сталью в луче из открытого окна. Иголки – тонкие, такими только подол подшивать.

– Рисуют?

– У нас здесь маловато бумаги, зато кожи вдоволь, – кивнула Пирр.

Она улыбнулась его недоумению и распахнула на себе одежду. На загорелой коже между грудями Каден увидел пестрый неразборчивый рисунок длиной не больше пальца. Казалось, кто-то пытался собрать изображение из сотен точек, но бросил это дело на полпути. В середине точки теснились густо, а к краям расплывались, будто татуировка растворялась в коже. Замысла художника Каден не сумел ухватить, хотя сочетание углов и линий шевельнуло что-то в памяти.

– Пустынный воробей, – подсказала Пирр. – Я видела похожих в вашем монастыре.

С ее словами картинка будто проявилась. В самом деле, воробей, хотя крылья обозначены лишь намеком.

– Зачем это? – спросил Каден.

Пирр запахнула рубаху и туже затянула веревочный пояс.

– Ананшаэль любит их песни. – Она высвистала долгую переливчатую трель, музыкальную, но так и не сложившуюся в мотив. – У нас у всех такие.

Она указала на поединок, как раз когда женщина, сделав обманный выпад, прорвалась вперед и с изысканной деликатностью уколола мужчину в грудь. Тот замер, улыбнулся, поклонился противнице. Затем оба подошли к пристроенной на подоконнике каменной чернильнице, чтобы окунуть иглы в тушь, и вернулись на середину площадки. Новый поклон, и все началось заново: кружение, прощупывание, выпады, отступления.

– Чтобы целиком наколоть птицу, – пояснила Пирр, – уходят годы. У самых проворных дольше.

– А когда рисунок закончен?

– Мы это празднуем. Музыкой и угощением. К концу праздничной ночи человек с птицей уходит к богу.

– Вы убиваете проигравшего?

– Тут не бывает проигравших. Просто одни уходят в объятия бога раньше, другие позже.

– Если объятия бога так уж сладостны, зачем это все? – покачал головой Каден. – Зачем тратить годы в таких поединках?

– Чтобы различить, в ком есть дар, – пояснила Пирр. – Медлительные и неумелые, состарившиеся для боя скоро становятся сами себе жрецами.

– То есть вы их убиваете.

– То есть они добровольно отдают свою жизнь.

– А те, что проворнее?

– Мы задерживаемся здесь дольше, – подмигнула ему убийца. – Чтобы нести в мир истину бога и его справедливость.

Каден засмотрелся на разворачивающийся поединок, но Пирр уже отвернулась, шагнула из прохладной тени в яркое солнце, утратив интерес к состязанию.

Каден пошел за ней.

– Ил Торнья знает, что мы здесь, – сказал он.

– Разумеется, знает.

– И придет сюда.

Пирр наградила его самой волчьей из своих улыбок:

– Разумеется, придет.

– Он не сможет взять с собой больше нескольких десятков людей.

– Нет, их соберется больше. Намного больше. Почти всех его гонцов мои братья и сестры убили, но двое ушли. – Она засмотрелась на восток, словно могла различить бегущих через Мертвые солончаки к ожидавшему в Моире подкреплению солдат. – Честно говоря, я в нетерпении. Тысячи потных молодых людей на обрыве за мостом! Аннурцы – не великие воины, но нельзя отрицать, что все эти переходы, переноска тяжестей, маршировки подтягивают мужчину. Какая жалость, что империя не принимает в их ряды женщин. Подтянутые женские бедра смотрятся лучше мужских. Все же и без того…

Она прикрыла глаза и удовлетворенно застонала, упиваясь образом осаждающей армии.

– Ты забыла о личе? – спросил Каден. – О том, кто бил молниями с чистого неба? Ил Торнье войско не понадобится. Один могущественный лич сровняет Рашшамбар с землей, и шагу не ступив через мост.

– Если у него будет доступ к колодцу, – пожала плечами Пирр. – И то, рискни твой блестящий полководец…

– Он не мой полководец!

– …Рискни он подвести своего лича достаточно близко для серьезной атаки. Молнии – полезная шутка, но и лич умрет, получив стрелу в глаз. А мы здесь, в Рашшамбаре, не жалеем времени на упражнения в меткости.

Пытаясь навести порядок в мыслях, Каден медленно выдохнул.

– Пусть так, но мы будто в капкане, и этот капкан будет смыкаться. Если уходить, то уходить надо сейчас. Ты говорила с Геррой?

– Герра примет решение в свой срок, – ответила Пирр, искоса оглядывая его. – Не припомню тебя таким испуганным, Каден. В прошлый раз, в тех злосчастных промозглых горах, ты порой казался почти… безмятежным. Куда девалось твое спокойствие?