Последние узы смерти

В тихий час перед самым рассветом Каден, проснувшись, увидел в ногах кровати Пирр. Он крепче обнял забормотавшую во сне Тристе. Она подвинулась под одеялом, прильнула к нему, но не проснулась. Каден не знал, давно ли стоит так убийца. Она улыбалась – не привычной сухой усмешкой, а более древней и настоящей.

– Мало кто решится это признать, но в тени Ананшаэля живет покой, – тихо проговорила Пирр, затем кивнула на спящую девушку: – И радость.

Каден хотел возразить, но не нашелся. Убийца сказала правду. Плен в Рашшамбаре, ежедневная угроза смерти привели их сюда – в долгую ласку иссиня-черных ночей, в общее тепло под стареньким одеялом, где их с Тристе дыхание смешивалось даже во сне. И Мешкент почти умолк, словно признал бесполезность борьбы здесь, в сердце владений Ананшаэля.

– Герра принял решение? – спросил Каден.

– Можно сказать и так, – задумчиво кивнула Пирр.

– То есть?

– Увидишь.

– Я думал, игры кончились.

Убийца улыбнулась шире прежнего:

– А я думала, ты понял, что без игры нет жизни. – Она кивнула на Тристе. – Разбуди ее, если хочешь, не спеша, по-своему…

Она взглянула искоса, подняла бровь, провела языком по губам.

– Но к восходу будьте у весов Ананшаэля.

Когда они вышли к обрыву, Герра лежал на весах в той же позе, в какой они застали его в прошлый раз. Восток еще был обрызган последними звездами, и Тристе вздрагивала, прижавшись к нему, но Каден уже ощущал, как согревается воздух за спиной. Он оглянулся через плечо, прищурился в водянистое сияние. Еще немного, и из-за восточных вершин покажется горящий солнечный ободок, но пока что в воздухе был разлит розовый свет, незрелый, но предвещающий созревание.

– Я молился, – не открывая глаз, заговорил Герра. – Я принес богу обет оставаться на весах неделю после вашего прибытия и отбыл на них полную неделю в посте и молитве.

– Зачем? – удивилась Тристе.

Герра медленно сел, размял шею, пошевелил плечами, повращал руками вперед и назад.

– Если бы бог забрал меня к себе, – ответил он, окидывая их обоих взглядом, – это был бы знак.

– Знак чего? – спросил Каден.

– Куда лежит наш путь. Я открыл Ананшаэлю сердце, показал богу, что готов отдать вас в его руки. Если бы мой дар был ему не нужен… – он ткнул через плечо большим пальцем, – ему довольно было скинуть меня со скалы.

Жрец оглядел себя, подняв брови, словно только сейчас заметил, что жив.

– Этого он не сделал, – заключил он.

У Кадена свело живот.

– Безумец! – прошипела Тристе. – Ты бы погиб!

– Иногда толковать знамения выпадает другим, – пожал плечами Герра.

– И что теперь? – настороженно спросил Каден, вглядываясь в его лицо.

Герра встал, согнулся в поясе, с удовольствием выдохнул, растягивая бедра и спину, и снова выпрямился.

– Бог сказал свое слово не так, как я ожидал.

Он поманил пленников к себе, подождал, пока те выйдут на самый край обрыва, и указал бочку на другой чаше весов. Каден увидел, что она подтекает – доски вокруг пробки потемнели от влаги. Он поднял взгляд к перекладине весов, чуть заметно склонявшейся в сторону жреца. Очень скоро, может быть через считаные минуты, затычка из каменной соли растворится, вода хлынет из бочки и платформа, на которой стоит жрец, канет на дно пропасти. Герра как будто не думал об этом.

– Неделя миновала, а бог меня не забрал, но это, – он кивнул на подтекающую воду, – навело меня на мысль. Я сам не отдам вас богу. Вместо того вы будете уравновешивать весы – вы оба – от восхода до заката. Полагаю, Ананшаэлю с избытком хватит времени, чтобы поступить с вами, как ему угодно.

Труднее всего дался первый час. Одно дело жить под смутной угрозой со стороны Присягнувших Черепу, и другое – сидеть на поскрипывающих досках в сотнях футов над землей, глядя, как ветер запутывается в потертых веревках, из бочки напротив каплет вода и весы медленно склоняются к бездне. Все тело Кадена криком кричало: «Беги!», но бежать было некуда. Герра с Пирр сидели на твердой площадке в полусотне шагов от них. У обоих даже ножика в руках не было, но Герра ясно дал понять: попытка уйти с весов до заката означает смерть для обоих.

И вот они сидели и ждали, глядя на медленно подтекающую воду.

Сперва им казалось очень важным держаться точно посреди платформы и сохранять полную неподвижность, так что они надолго замерли, как статуи, молчали и даже дышать боялись. К полудню Тристе тряхнула головой.

– К Шаэлю это все, – сухим, будто запылившимся, сердитым голосом бросила она.

Каден поднял бровь.

– Нам не уйти, – пробормотал он. – Драться с ними нам не по силам.

– Знаю. Это не значит, что мы должны изображать испуганных баранов.

– А что еще делать, пока ждем?

– Не представляю. – Она повернулась. – Но если это наши последние мгновения, я хочу их прожить.

Каден сам удивился, заметив, что кивает.

– Смотри, – сказала Тристе, устраиваясь на самом краю дощатого помоста и болтая ногами над бездной. – Не худшее место для смерти.