Последние узы смерти

Едва Сигрид разнесла Береговые ворота, в Рассветном дворце воцарился хаос. Обычные стражники, ошеломленные нежданным нападением, разбегались во все стороны, нелепо тыча копьями в пустоту. Будь у них время, Каден мог бы с ними поговорить – с его глазами его должны были принять в собственном дворце, – но времени не было. Солдаты ил Торньи тоже ворвались за красные стены и теперь настигали, пробивались с боем, да еще, как будто этого мало, на шум парами и четверками сбегались эдолийцы и атаковали беглецов. Хорошо хоть Каден с Тристе не поддались панике. Они двигались между выстроившихся треугольником кеттрал, да и Каден старался прикрывать Тристе собой.

«Прикрывает ее, – подумалось Валину, – или богиню в ней?»

Он так до конца и не поверил безумному рассказу брата, но задумываться над ним было некогда. Что там будет в Копье, не важно, но сейчас перед ним стояла простая тактическая задача: попасть в башню. Лестницы выше нижних уровней представляли собой почти идеальный оборонительный рубеж. Имея преимущество в высоте, в вертикальном бутылочном горлышке, трое кеттрал отобьются, сколько бы солдат ни бросил против них ил Торнья. Только бы прорваться внутрь.

Жасминовый двор – последнюю открытую площадку перед Копьем – они одолели с разлета. Блоха на ходу выхватил у кого-то лук. На полпути черед двор он припал на колено и выпустил полдесятка стрел по цепи солдат, перекрывших вход в башню.

«Это не дворцовая стража, – мрачно отметил Валин. – Люди ил Торньи».

– Армия! – крикнул Блоха и, бросив лук, снова взялся за мечи.

– Держитесь за мной, – через плечо гаркнул Валин брату. – Пригнитесь.

В цепи еще оставалось семь или восемь человек, из них трое с луками. Валин видел, как ужас наползает на их лица, слышал панику в заходящихся сердцах. Они – легионеры, как и те, кого он убивал на улицах, ничего плохого не хотят. Выполняют приказ, повинуются генералу, который уже год снова и снова спасает Аннур. Хорошие люди или не слишком, едва ли они заслужили смерть за свою верность. Давненько он не живал в мире, где каждый получает, что заслужил.

Валин, не сбившись с шага, метнул топор, второй. Рухнули двое солдат. Третий успел выстрелить, не целясь. Стрела пропала впустую, а потом перед уцелевшими возникли Блоха и Сигрид, танцующими движениями, сталью и кулаками подсекали колени, разбивали лица, вскрывали тела, предоставляя Ананшаэлю тихо завершить дело.

Бой продолжался, пока они не очутились внутри. Словно шагнули из хаоса уличной давки в тихую часовню – полированное дерево и бронза, разодетые чиновники с круглыми глазами рассыпаются перед кеттрал, потом, тихо ступая подошвами домашних туфель, снова собираются вокруг лестницы и замирают, как загнанные олени, в надежде, что смерть пролетит мимо.

– Дошли, – простонала Тристе.

– Еще нет, – ответил Каден. – Нам на вершину.

– Отсюда до верха лестница длинная, – крякнул Блоха, не убирая клинков. – Шевелитесь.

И они шевелились, пробираясь сперва сквозь пристроенные людьми нижние этажи, потом, выше дела рук смертных, – сквозь пустотелую колонну света и воздуха. Здесь Валин задержался. Грудь у него ходила ходуном. Он почти десять лет не бывал в Копье Интарры – десять лет с тех пор, как они с Каденом вместе взбирались по этим лестницам, останавливались, чтобы плюнуть через перила, пренебрегая упреками эдолийцев и глядя, как слюна разлетается в воздухе, исчезает, не достигнув пола внизу. Воспоминание провернулось в нем, как нож в ране. Тот незнакомый мальчуган погиб в числе многих убитых в этой войне аннурцев. Даже трупа не осталось.

Валин кинул взгляд на брата. У того светились глаза.

«Не помню, чтобы раньше горели так жарко, – подумалось ему. – Так ярко».

Каден хранил невозмутимость, невероятную для человека, только что убегавшего от смерти по улицам Аннура; видевшего, как порубили в куски десятки людей; несущего в своих костях, в своем дыхании самого Владыку Боли. Но то ледяное равнодушие, что учуял в нем Валин в Костистых горах, не возвращалось. В руке, обнявшей хрупкие плечи Тристе, не было монашеской отрешенности. Кадену было не все равно, что происходит. Валин чуял его печаль, дождевой запах предчувствия потери.

– Не задерживаться, – позвал Блоха; они с Сигрид не отставали, прикрывая им спины. – Дружки ил Торньи лазят по лестницам не хуже нас.

Предупреждение, пожалуй, было излишне. Валин сам слышал тяжелый топот сапог – этажами десятью ниже, может, двенадцатью. Он повернулся к Кадену:

– Куда?

– Наверх, – поднял тот палец. – Нам на вершину.

Валин кивнул:

– Доберемся до тюремного этажа. Там мы с Блохой и Сигрид сможем их задержать. Сколько времени займет обряд?

– Не знаю, – медленно покачал головой Каден.

Валину показалось вдруг, что брат борется с взметнувшейся в нем болью. Лицо дернулось и застыло.

– Только бы туда добраться, – добавил Каден.

Еще миг он смотрел Валину в глаза, затем обернулся к Тристе. Девушка плакала, слезы стояли в фиалковых глазах, в них читалось изнеможение. И все-таки она кивнула: идем дальше.