Последние узы смерти

Ургулы кишели роем: кто скакал подальше от кровавого пригорка, кто гнал лошадей навстречу. Одно было ясно: без лича всадникам не пробиться сквозь полосу разрушений на северных окраинах Аннура. Им пришлось бы не один день растаскивать бревна, расчищая проходы.

– Теперь дождемся смерти моего брата и твоего генерала, – тихо ответила Нира.

Она устремила на Копье отрешенный суровый взгляд.

– Они уже мертвы, Нира. – Повернувшись к старухе, Адер тронула ее за плечо. – Прости, но там никто не мог выжить.

– Рошин жив. Я его чувствую. Чувствую свой колодец. Так близко – я бы узнала о его смерти. Ощутила бы, что он… ушел. – Нира указала тростью на Копье. – Горят нижние этажи, но до вершины огонь не добрался. Это просто отсветы на стенах.

Адер молча кивнула и скрипнула зубами:

– Если Оши жив…

– Значит, жив и ил Торнья.

Адер зажмурилась, увидела надолго выжженные на веках блики пожара и наконец снова открыла глаза:

– Ты сможешь его убить?

– Ил Торнью? Или брата?

– Обоих, – сказала Адер.

Нира медленно, рывками втянула воздух сквозь пожелтевшие зубы. Может быть, она видела, как скользит мимо тысячелетие – тысяча лет, когда она стерегла Оши, последнего из безумных атмани, любила, без устали искала для него исцеления.

– Убить смогу, если окажусь достаточно близко. Брат силен, но его сила – моя сила. – Нира покачала головой и вдруг рассмеялась так, словно что-то прорвалось в ней изнутри. – К тому же он рехнулся, на хрен.

– Птица, – сказала Адер.

При этом слове у нее все перевернулось в животе. Огромный кеттрал, перелетев городскую стену, опустился на площадь. Гвенна с остальными как раз слезали с когтей.

– Птица доставит нас на вершину Копья.

– Никаких «нас», – буркнула Нира. – Твое место здесь, на стене. Защищай город. Забыла, что писал ил Торнья?

– Нет, – уронила Адер. – Не забыла.

Нира столкнулась с ней взглядом:

– Он не шутки шутит, девочка. Встанешь против него – убьет твоего мальчика.

Адер беспомощно смотрела на старуху.

– Вероятно, уже убил, – сказала она. – Может убить, хотя бы я повиновалась каждому его слову.

Ей казалось, кто-то вскрыл ее тело, сшил в один ком все внутренности, туго затянул нитку и завязал узлом. Каждое мгновение отдавалось болью. Больно было дышать. Думать о Санлитуне, о его шарящих в воздухе ладошках, о светлых удивленных глазах – все больно.

– Мой сын – не единственный ребенок в городе, – выдавила она из себя, и слова резали, как клинки. – Неизвестно, спасла бы я Санлитуна. Ил Торнья враг всего, что мы есть. Как бы я смотрела в глаза сыну, в глаза любому ребенку, зная, что дала ему волю?

– Ты ему воли не даешь, – буркнула Нира. – Ты меня посылаешь.

– Летим вместе. – Адер удивилась стали в собственном голосе. – Тот, кто убил моего отца, ослепил брата, похитил сына, – в этой башне. Я лечу.

– Ты ничего не можешь сделать, – бросила Нира.

– Могу увидеть его смерть.

– Или сама сгинешь.

Адер кивнула. И повторила, потому что это звучало правдиво:

– Или сама сгину.

Стальные перекрытия тюрьмы отрезали пожар. Хотя бы на короткое время. Под вопли из клеток с заключенными Валин захлопнул тяжелые металлические двери, закрепил их цепями, запирая солдат ил Торньи в пылающей топке. Странно, что они не видели и следа тюремщиков, будто те задолго до пожара покинули свои посты. Каден не понимал причины, но ломать голову времени не было. Поднимаясь, он чувствовал, как возмущаются деревянные балки и металлические пластины пола, как они скрипят, трещат, выгибаясь от идущего снизу жара. Наконец все перекрытие прогнулось, взвизгнуло, треснуло и обвалилось.

Каден цеплялся за перила содрогающейся лестницы, ожидая, что его вместе со всем колодцем затянет в кипящее под ногами пекло. Волна раскаленного воздуха ударила с крошечным запозданием и снова отбросила его в тень лестницы. Он словно стоял внутри огромного каменного дымохода, какой был в Ашк-лане, и, хотя пламя пока до него не дотягивало, воздух опалял горло и обжигал легкие. Он крепко зажмурился от ударившего снизу жара. Тристе обнимала его обеими руками, одновременно утешая и ища утешения.

Кеттрал спешно совещались. В их негромких голосах не было страха, только усталость и решимость. Когда через несколько секунд ступени перестали дрожать, Валин склонился через перила, взглянул вниз и разогнулся:

– Конец. Обломилась футах в пятистах под нами. Вместе с солдатами.

– Зато с ними не придется драться, – заметил Блоха.

Тристе проследила взглядом уходящие вниз ступени:

– Почему мы не сорвались?

– Канаты. – Валин, не глядя, указал вверх. – Нижние пролеты держались на опорах, средние были подвешены к тюремному уровню. Тех и других больше нет. Мы в верхней части. Она крепится к потолку, без опоры снизу, но надо подниматься дальше, уходить от жара.