"Она всё равно переметнулась бы к нему. Себе ж на погибель. Не больно и нужна была – пусть и венценосная, а далеко не единственная. Хоть у меня, хоть у него… Но за живое задело б… Она-то помнила его ребёнком, а увидела уже таким… Ну не таким, а одетым. И того хватило, чтоб без конца спрашивать, почему не представил ей. А увидь сейчас? Да сравни… До чего хорош, щенок! Хатиман прав. Ты выпил свой кубок, Аркадий, и теперь настал черёд солёной, а то и горькой закуски; ты можешь ещё налить и приняться за второй кубок и за третий, но с каждым будешь всё слабее и дурнее, всё непригляднее и смешнее… Таким полным сил и задора, каким ты ещё был, осушая свой самый полный, самый вкусный первый кубок, ты уже не будешь. Не лучше ли остановиться сразу после него? Утратив первый кураж, сохранить ясность мысли и духа среди продолжающих пир, укрепить остаток телесных сил, приумножить знания и мудрость. Чтоб последнюю чашу испить с наслаждением, доступным немногим…"
Травяной настой с шипением обдал раскалённые камни, заблагоухал, обволок фигуру ученика свежими клубами пара, затянул все углы.
– Почему ты ни о чём не спрашиваешь? Заклятье Щита заслуживает интереса… Не каждый день ты получаешь от меня такой дар.
– Зато каждый день я получаю не менее ценное умение ждать, – отозвалось из пара. – Видимо, время пришло. Время даров. – Аргусу почудилась скрытая ирония, кажется, ученик улыбался там, за плотной целебной завесой. – Я благодарен, учитель. И я не спрашиваю… и не тороплю.
Аргус даже сел.
– Н-ну ты наглец! Не торопит! И я, вместо того, чтоб его прикончить, ещё же с ним и разговариваю! Нагле-е-ец. Он не спрашивает… А я спрашиваю! Знаешь ли ты, чем каждый Высший расплачивается за своё мастерство? Какую цену платит за своё могущество? Какой обет приносит древним силам здешней природы в обмен на свой коронный магический дар? А стоит спросить. И узнать. Тимус, например, обречён на доброту, за всю долгую жизнь свою ни разу не убил, не казнил никого, не посмел отказать в помощи. Ты думаешь, это так легко и просто?.. Никтус бездетен: нет и никогда не будет наследника делу всей его жизни, некому передать мироустройство, сокровища и власть… Хатиман – затворник, его удел – созерцание; вдумайся: этот человек дела, этот заводила, генератор идей и движения обречён на бездействие! Я… я несу свою ношу. А ты, чем готов пожертвовать ты за обладание высшей магией? Когда один на один останешься с Древним заклятием? Вот о чём подумай и о чём спроси. Сам себя. И поторопись с ответом… Менять лицо Мира – все мастера, а вот думать при этом…, – за чуть колыхнувшейся стеной пара послышался всплеск, другой, невидимо полилась вода. – И вылези из пара, когда я говорю!
– Уже вылез и вытираюсь. Что ты будешь пить?
"Ну почему у меня никак не получается поговорить с ним спокойно, дружески, как с Таном?" – подумалось тоскливо. – "Всё не то и не так. Да и не о том. А как заговорить с ним о том? Не хочу или не могу? Не умею я с ним говорить. Все мы, кто оттуда, не умеем говорить с теми, кто рождён здесь. То ли дело Никтус…"
– А ещё пора понимать, что глаза, горящие местью, должны быть зорче! – старший маг окатился ключевой водой, задохнулся, вышел, приподняв плотную ткань, в предбанник, принял от Дэла, уже одетого, огромный кусок прогретого полотна. – Ты ж до сих пор – как слепой кутёнок. Ну пока рядом с ним был – ладно… Говорят, на расстоянии виднее. А ты даже здесь не прозрел… Что, и отсюда не видно?
Тот с лёгким поклоном – глаза долу – протянул запотевший кубок с любимой держателем наливкой, ответил невозмутимо:
– Теперь видно. Спасибо, учитель. Я пройдусь по дозорам. А до обеда – на третьей.
Ну вот и поговорили. Как всегда. Не то был разговор, не то не был. Да пропади он пропадом, этот Хатиман, с его невмешательством. Ничего себе – бездействие! Такого тут наворотишь с его подачи…