Последние звёзды уничтоженного мира

Сонагири превратился в город-призрак. Единственный страж в нём — я. Первый день я провела в здании, где всегда медитировал ачарий. Иногда мне казалось, что я слышу его голос. Чего уж там, я слышу его голос с тех пор, как он погиб. Эта была одна из причин уйти от Петра.

Он видел, что я отстраняюсь. А я не могла ему объяснить, что дело в голосах, которые я слышала днём и ночью. Я думала, что сойду от них с ума. Пётр был одним из тех, кому я могла сказать обо всём, но здесь… Я таила от него план ухода ещё с того дня, как забрала документы с университета. Я оттягивала. Боялась неизвестности. Может быть, даже надеялась, что Пётр сам начнёт этот разговор. Но когда он пришёл домой и начал собирать мои вещи, я испугалась. Я готова была расплакаться, но смогла вовремя взять себя в руки.

Денег на обратный путь у меня нет. В Сонагири осталось немного припасов. Потом придётся что-то думать. Пётр бы сказал, что я опять поступила необдуманно. И он был бы прав.

Мне жаль. Истинно жаль.

Это было двадцать восьмое марта. Первого года в Сонагири».

«Прошла почти неделя.

Запасы постепенно заканчиваются. В Сонагири приехали какие-то туристы, я кое-как договорилась с ними о поездке в город. Там я купила немного еды и то, что можно выращивать. На мясо я даже не рассчитываю.

Всё свободное время я медитирую. Стараюсь заглушить голоса. Обычно они звучат тихо, как музыка на фоне, но бывает, что я просыпаюсь от оглушительных криков. Даже слов разобрать не могу.

Если при медитации слушать тишину, представлять её, то можно взять над голосами контроль. Сейчас это сложно. Максимум, что я могу, это просидеть так несколько минут. Затем крики, будто звери, выбравшиеся из клеток, нападают на моё сознание и разрывают.

Это было четвёртое апреля. Первого года в Сонагири».

«Я чувствую, что уже теряю обладание над собой.

Я не помню бо́льшую часть дня, будто его проживает кто-то другой. Очнувшись в последний раз, я обнаружила себя на краю обрыва, где иногда сидел ачарий. Ещё бы шаг, и я полетела бы с этого обрыва. Представить страшно, как моё разломанное тело лежало бы на огромных окровавленных камнях.

Мне страшно от того, что происходит. У меня нет нормального сна. Я вскакиваю, как только начинаю засыпать, потому что боюсь вновь оказаться в неизвестном месте на пороге смерти.

Это было тридцатое апреля. Первого года в Сонагири».

«Я РАЗОБРАЛА!

Я ПОНЯЛА, ЧТО ОНИ ГОВОРЯТ!

Это ужасно! Не понимаю, откуда берутся такие мысли! Я никогда в жизни не думала о подобном! Я боюсь себя, своих мыслей, внезапных приступов гнева, которые возникают в последнее время. И я не знаю, как это остановить. В последний приступ я подожгла все деревья в саду… На мне уже загоралась одежда, когда я заметила, что происходит вокруг. Теперь не осталось никаких фруктов. Совсем.

Я не знаю, что делать. Только уйти. Снова. Но куда? И зачем?

Если я уйду, то могу навредить кому-нибудь. Меня могли бы положить в психушку или вроде того. Привязать к кровати и кормить таблетками. Но если бы голоса замолчали, то я согласилась бы на такое. Но гарантии нет, что я ничего там не разнесу. И никого не убью.

Это было семнадцатое мая. Первого года в Сонагири».

«Я

Нет, не могу.

Всё вокруг другое.

Все другие.

Голоса.

Голоса.

Они тут.

Все смотрят. Они видят меня.

Я так хочу домой.

Обратно.

Он был прав.

Прав. Прав. Прав.

Это было…

Было. На моих глазах.

На руках кровь. Много крови.

На этом листе кровь.

Я хочузабытьвсё.

ЗАБЫТЬВСЁ… Яустала. Голоса. Кричат. Голоса».

«Последние дни, как бред.

Я всё меньше ем и сплю, и всё больше медитирую. Это единственное спасение для меня, иначе я совсем теряю контроль. У меня выходит просидеть в тишине около двенадцати часов, затем разум устаёт. Тело совсем пришло в негодность. Я, словно опять перестаю чувствовать его. Я могу упасть на дороге и до нужного места добираться ползком. Ко всему прочему, голова трещит по швам. Если я умру здесь, то… поделом мне.

Это было тринадцатое июля. Первого года в Сонагири».

«Для того, чтобы получилось нормально медитировать нужно слушать тишину. Я это уже писала в самом начале. Но ещё я не учла одну важную деталь.

Для медитации (и для того, чтобы не слышать голоса) нужно забыть про своё тело. Забыть, что оно существует. Есть только тишина и твоё сознание. Если всё делать правильно, то первые несколько минут (а то и часов) можно ощутить тяжесть своего сознания и подсознания. Я поняла, что то, что джайны называли «истинным «Я»» учёные называют подсознанием. И голоса, которые я слышу, идут из него.

Та тяжесть при медитации со временем пропадает, как и голоса. Она накапливается, но теперь я хотя бы вижу надежду, что не сойду с ума.

Это было второе августа. Первого года в Сонагири».

«Моё тело.

Оно вновь перестаёт работать. Несколько дней назад отказала правая рука, поэтому я не удивлюсь, если эти записи будет сложно прочитать. Левая рука тоже работает со скрежетом, как машина на последнем издыхании. Если так пойдёт дальше, то придётся учиться делать всё ногами.